Везде
А Brief Outline of Polish Folk Demonology. I.
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
А Brief Outline of Polish Folk Demonology. I.
Annotation
PII
S0869544X0028742-9-1
DOI
10.31857/S0869544X0028742-9
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Svetlana Tolstaya 
Occupation: Chief of division
Affiliation: Institute of Slavic Studies RAS
Address: Moscow, Leninsky Prospct, 32A, Moscow, Russia, 119991
Edition
Issue 6
Pages
14-29
Abstract

The article gives a brief description of the system of characters of Polish folk demonology – nature spirits (water, forest, field, mountain, atmospheric), domestic spirits, demons-the dead, personified images of illness and death, the central mythological character – the devil, half-demons (witches, sorcerer, wolfman), as well as attributed to these characters properties and actions and related folklore plots. The first part of the article includes a general description of the system of Polish mythological characters and a description of the spirits of nature. Despite the strong influence of religious culture and the Catholic Church, Polish folk demonology has preserved many archaic elements of pre-Christian ideas about the world of evil spirits, uniting it with other Slavic traditions – West Slavic, East Slavic and Carpathian.

Keywords
Polish folk culture, mythological characters, beliefs, folklore.
Received
22.11.2023
Date of publication
10.04.2024
Number of purchasers
3
Views
409
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for all issues for 2023
Services benefits
4590 RUB / 91.0 SU
1 1. Введение
2 Облик польской народной мифологии определяется тремя главными признаками: 1) принадлежностью носителей польской культуры к западнославянской ветви славянского мира, 2) сильным влиянием костела и популярной религиозной литературы на народные верования и 3) неоднородностью польской территории в языковом и культурном отношении. Первым признаком обусловлена генетическая близость польской мифологии к другим западнославянским традициям (словацкой, чешской, верхне- и нижнелужицкой) и далее ее преемственность по отношению к общеславянскому мифологическому наследию. Второй признак отразился на утрате, редукции и трансформации многих древнеславянских дохристианских мифологических представлений и связанных с ними мотивов и фольклорных текстов. По словам выдающегося польского фольклориста Ю. Кжижановского, источниками польской народной демонологии являются «ветхозаветные и новозаветные книги Библии, апокрифы, незначительные остатки древнейших языческих верований; отзвуки огромного корпуса средневековых общехристианских демонологических верований и, наконец, богатая европейская юмористическая литература» [Krzyżanowski 1963, 81]. Веру в дьяволов (чертей) «поддерживал и распространял костел; большинство черт популярного польского дьявола происходит из религиозной литературы и церковного искусства. Но кроме дьяволов, было немало и иных персонажей, менее пластичных; наследие собственных языческих верований смешивалось в них с остатками старых античных представлений и переиначенными текстами проповедей» [Bystroń 1976, 290]. «Польскую народную демонологию XIX и первой половины XX в. можно трактовать как составную часть народного католицизма этого времени» [Baranowski 1981, 8]. С третьим признаком связана неоднородность польской мифологии и наличие в ней особых «окраинных» языковых и культурных идиомов – кашубского на севере, «карпатского» (Подгалье, Спиш, Бескиды) на юге, силезского на юго-западе и подлясского на востоке, на польско-восточнославянском пограничье. Диалектное членение основной польской территории (Великопольша, Мазовше, Малопольша) в целом не формирует соответствующих самостоятельных культурных мифологических ареалов, ограничиваясь лишь уровнем языка. Необходимо учесть также внешние влияния, отразившиеся на польской духовной культуре; к ним относятся прежде всего влияние немецкого языка и культуры на севере, а также на западе и юго-западе, и балтийской (литовской) традиции на северо-востоке. Под немецким влиянием на рубеже XV и XVI вв. распространились в Польше процессы над ведьмами, сначала на западной границе, а затем по всей Великопольше; «охота на ведьм» приобрела особый размах в начале XVIII в. [Baranowski 1952; Nietolerancja i zabobon 1976].
3 2. История изучения
4 Начало собирания и изучения польской народной демонологии связано с эпохой национального возрождения первой половины XIX в. и характерным для нее интересом писателей и ученых к народной культуре, фольклору и этнографии. Если собранные и опубликованные К. Вуйчицким в 30–50-х годах XIX в. фольклорные и этнографические материалы относятся по существу к донаучной эпохе, то начатые ненамного позже труды великого собирателя польского фольклора, обрядов и верований О. Кольберга и прежде всего его 40-томный «Lud», заложили основу научной польской фольклористики и этнографии и до сих пор служат одним из важнейших источников, в том числе и для исследователей польских мифологических верований. В неосуществленном труде Я. Карловича, автора знаменитого «Словаря польских говоров», задумавшего создать на основе собственных полевых материалов «Словарь польской мифологии», в разделе «Kult» предусматривались статьи, посвященные главным мифологическим персонажам (далее – МП) и их действиям: Bóg, Święci, Duchy, Potwór, Idiota (Opętany), Czarownica (Jędza), Effigie, Metamorfoza [Rak 2021, 111]. В XX в. самыми заметными трудами в области польской народной демонологии были книги А. Брюкнера [Brückner 1920], Б. Барановского [Baranowski 1952; Baranowski 1965; Baranowski 1981], Л. Пелки [Pełka 1987], Р. Джвигол [Dźwigoł 2004], серия статей У. Лер [Lehr 1981; Lehr 1983; Lehr 1984; Lehr 1985; Lehr 1988]. Большой материал по польским мифологическим верованиям содержится в книге К. Мошиньского «Народная культура славян» [Moszyński 1967], где в приложении даны карты распространения поверий о некоторых демонологических персонажах на польской территории (карты № 20–25) [Ibid., 736–741]. Подробный историографический очерк см. [Санникова 1990, 227–273].
5 Система персонажей польской народной демонологии может быть структурирована на основе разных признаков. Традиционное членение МП отражает их связь с теми или иными пространственными сферами обитания и функционирования. Выделяются: 1) духи природы: лесные, полевые, водные, горные, подземные, атмосферные, блуждающие; 2) духи домашнего (домового и дворового) пространства; 3) персонификация болезни и смерти; 4) черт; 5) демоны-покойники; 6) полудемоны – ведьма и колдун. Уже в таком традиционном членении видны разные признаки, по которым группируются МП: кроме локативного (пространственного), это признак происхождения и генетической связи с человеком (демоны-покойники и полудемоны, т.е. МП, совмещающие в себе человеческую и мифологическую природу); к последним примыкает вездесущий черт и персонификации болезни и смерти, связывающие человека с потусторонним – верхним и нижним – миром. Кроме этого, членение корпуса МП может быть произведено на основе: функциональных признаков (характерные вредоносные по отношению к человеку и привычные действия); устойчивых особенностей внешнего вида (огромные груди, большая голова, звериные ноги, два ряда зубов, рога и т.п.) и типичных ипостасей (человек, змея, птица, предмет, видение и т.п.); наиболее эффективных отпугивающих и отгонных действий по отношению к ним и др.
6 3. Духи природы
7 Славянские мифологические традиции (этнические и локальные) весьма различны по тому, какое место в них занимают те или иные группы МП и насколько они разнообразны. Например, в русской традиции атмосферные демоны почти не известны (если не считать демонологизации вихря и радуги), тогда как в карпатских и южнославянских поверьях эти мотивы очень устойчивы. На Русском Севере весьма значим и насыщен образ лешего, а в западнославянских и южнославянских верованиях он представлен довольно слабо. Отчасти эти различия связаны с природными условиями и типом хозяйства каждого отдельного этноса или этнической группы, но не полностью: мифология домашнего пространства присуща всем славянам, а тип и разновидности домашних духов у них весьма различны. К. Мошиньский, например, отмечает, что «демонология Полесья поразительно бедна» по сравнению с другими районами северной Славии [Moszyński 1967, 604]1.
1. Это, однако, не подтверждается последующими свидетельствами (см. [Померанцева 1978]).
8 Лесные духи
9 Древние поверья о лесных духах, обитателях и хозяевах леса, патронов лесной живности, сохранились в Польше не повсеместно, а по преимуществу на периферии: на севере у кашубов, на востоке вдоль польско-восточнославянской границы и юго-востоке (Люблинское и Жешовское воеводства) и остаточно на юге, в Подгалье.
10 По свидетельствам собирателей XIX и XX вв., лесные демоны под «локативными» именами borowy, borowiec, borownik, Borowa Cotka, lasowy, leśnik, leśny dziad, leśny djabeł, leśne licho, lesnå baba, lesnå panna, leśni ludzie, leśny jeździec, lesinka, gajownik, duchy leśne, leśne strachy, rusałka leśna, xojnovi xłop, błąd и т.п. были известны почти по всей Польше2. Нередко они выступали в образе обыкновенного лесничего, охранителя леса в мундире и форменной шапке, но иногда отмечался их малый или, наоборот, очень большой рост, бледное мертвецкое лицо или странные глаза. Они сбивали путников с дороги, заводили в глухие места, из которых трудно было выбраться, пугали людей громкими криками, свистом или стрельбой, выгоняли их из леса, отбирали собранные ягоды и грибы, но могли в некоторых случаях и приходить людям на помощь. Лесным демонам приписывали власть над всеми животными в лесу, особенно волками, которые были у них в услужении. Они могли помогать охотникам, но и мстить им за убитого в лесу зверя. С принятием христианства большая часть черт и функций лесного демона перешла к св. Юрию (św. Jerzy) и св. Губерту (św. Hubert), тогда как власть над волками унаследовал св. Николай (św. Mikołaj). Продолжением образа лесного демона можно считать и «лесного всадника» (leśny jeździec), который по ночам носился по лесу в сопровождении своры псов и мог затоптать попавшегося ему на пути. Этот персонаж известен в северо-западных районах и в Поморье, куда он проник скорее всего из немецкого фольклора (ср. Wilde Jagd).
2. Эти же мифологические персонажи могли носить имена, не связанные с местами их обитания, а отражающие их общую демоническую природу или характерные действия, происхождение или функции: duchy, djabły, strachy, mamuny, błędy, duchy błędne, czarowniki, pustelniki, zwodziciel, zwodzijasz и т.п. См. также [Dźwigoł 2004, 154–161].
11 К лесным демонам относятся также женские персонажи – красивые девушки, которые соблазняли молодых парней, их иногда называли mamuny, потому что они заманивали (ср. mamić) молодых людей в болото или сбивали их с пути, или rusałki (Подлясье), czerwone или zielone panie. Лесные демоны могли представляться также детьми в красных шапочках или даже младенцами. На севере Польши (в Поморье, реже в северных районах Вармии и Мазур и даже в Мазовше) известны поверья о лесных великанах (welgoludy); в Поморье выкопанные из земли кости животных иногда вывешивали около костела и называли их «ребрами великанов». Легенды о людях-великанах рассказывали о нападениях великанов на людей, собиравших в лесу грибы или ягоды, но чаще встречи с таким великаном, бродящим по лесу в лохмотьях, не имели никаких последствий. Среди мифологических обитателей лесов известны также «дикие люди» (dzicy ludzie) – человекообразные существа, обросшие шерстью и одетые в лохмотья; они нападали на людей, убивали их и даже поедали, а молодых девушек насиловали и забирали в жены. Такие верования характерны прежде всего для Подлясья.
12 Широко известный сказочный персонаж Баба Яга, вероятно, имеет своим прототипом лесного демона женского пола под названием jędza или baba jaga – устрашающего вида существо, враждебное людям, жаждущее человеческой крови и с особой ненавистью относящееся к молодым парням и девушкам, похищающее детей и поедающее их. На севере Подлясья опасались «ягодной бабы» (baba jagodowa), которая ходила по лесу в платье, сплетенном из веток и трав, и могла нападать на людей, сбивать их с пути и даже душить. Там же лесные демоны могли выступать в образе животных (оленя, лани, медведя, рыси, зайца, серны и др.) или превращаться в них и нападать на охотников или бродящих по лесу людей.
13 Лесная мифология включает также образы невидимых существ, появляющихся в лесу после захода солнца, иногда в виде светящихся огоньков или обнаруживающих себя разного рода звуками (треском, скрипом, плачем, смехом и т.п.); с рассветом эти демоны исчезают.
14 В центральной Польше, в окрестностях Ленчицы (Лодзинское воеводство), еще в первой половине XIX в. была записана легенда о демоне Боруте, имя которого связывали с названием borowiec ‘обитатель бора’. Многочисленные записи рассказов о Боруте, изданные К. Вуйчицким и другими собирателями XIX в., носят обработанный литературный характер, и потому в них нелегко выделить аутентичную фольклорную основу. В народных преданиях Борута предстает в разных ипостасях: как крестьянин, горожанин, немец, черное чудовище с рогами и хвостом, сова, баран, кот, конь или иное животное, однако в поздних записях это чаще всего шляхтич, феодал, «наместник ада», имевший в своем услужении мелких бесов. Постепенно он утратил черты лесного демона и превратился в шляхетского дьявола или хранителя кладов, спрятанных в ленчицком замке. Реликты культа Боруты прослеживаются и в других районах Польши, например в Познаньском воеводстве [Baranowski 1981, 158–160].
15 К типичным злокозненным действиям лесных духов, независимо от их человеческой, звериной или невидимой ипостаси относятся: пугание свистом, треском и стуком, сбивание людей с пути и вождение их по лесу, изгнание из леса, удушение встреченных людей, похищение людей и замыкание их в норах, затягивание их в болото, лишение людей разума, насылание на них разных несчастий и т.п.
16 Происхождение лесных демонов чаще всего связывали с душами умерших людей. В одной из записей из юго-восточной Польши сообщается: «Рассказывают о духах, пребывающих в чаще лесов. Их называли дьяволами (djabłami). Они ходили по вечерам, светили, трещали, шумели и так пугали. Это были либо духи убитого лесничего, либо духи бессовестного землемера, который при жизни обманывал людей, а после смерти в наказание ходил мерить поля, чтобы искупить свою вину» [Pełka 1987, 107].
17 Полевые духи
18 Вера в существование полевых духов, охраняющих рост и урожай хлебов, известна всем славянам, но МП по имени południca или przepołudnica, появляющийся в полдень и наказывающий тех, кто топчет поле и вредит посевам, – отличительная черта западнославянской народной демонологии, имеющая параллель в русской традиции, но чуждая остальным славянским народам [Померанцева 1978; СД, т. 4, 154–156]. Она особенно характерна для лужицких и польских демонологических представлений. На юге Польши, в Жешовском воеводстве, обращались к полуднице, когда надо было избавить ребенка от ночного плача (вылечить płaczki): ребенка выносили в полдень на расходящиеся дороги, где, как считалось, обычно сидели полудницы, ходили с ним с одной дороги на другую и говорили: «Południcо! Południcо! Weź te płacki z myj dzieciny i zanieś na krańce świata. Niech z wiatrem lecą i nigdy nie wracają do moi rodziny!» (Полудница! Полудница! Забери плачки у моего дитяти и отнеси их на край света. Пусть летят с ветром и никогда не возвращаются к моей семье), после чего протирали ребенку глаза льняной тряпочкой и бросали ее на место, где дороги расходились [Kotula 1976, 189].
19 На территории Польши полудница неизвестна северному – кашубскому и мазурскому – ареалу и лишь частично фиксируется на юге. См. карту № 22 в книге [Moszyński 1967, 738]. На этих территориях существуют полевые духи с другими именами. Так, у кашубов отмечен полевой дух polńica ‘демон в виде нагой девушки с венком цветов на голове, обладающей способностью влиять на урожай полей и охранять посевы от злых демонов; поле, на которое она не вступит, останется неурожайным’. Там же известны полевые духи, называемые по месту их обитания, например ržańixa или ržana mac, žёtna mac – ‘житная мать, высокая женщина с зелеными или морковными зубами и с косой’. В Вармии и на Мазурах пугают «житной маткой» (żytna matka), которая в полдень ловит людей, зашедших на поле. На юге, в окрестностях Ополя, зерновую матку (matka zboża) представляют себе в виде житного стебля с двойным колосом, зерна которого, добавленные в посевное зерно, способствуют вегетации и увеличивают урожай.
20 Та же функция охранителей полей и урожая приписывается многим другим полевым духам, имеющим самые разнообразные имена и ипостаси, – как женские (силез. żytna baba, żytnica, chabernica ‘женщина, одетая в светлые одежды и сидящая в поле’), так и мужские (кашуб., кочев. rżani ojc ‘ржаной отец’, žёtni ʒ́ad ‘житный дед’; мазовец. карлики с белыми бородами), и детские (маленькие, некрасивые дети, одетые в белое), звериные (кашуб. zajk v žёce ‘заяц в жите’, mack ‘заяц’, žёtni mack ‘житный заяц’, ovsni koń ‘овсяный конь’ и т.п.), или же имеющие вид мигающих огоньков.
21 Полевые духи, появляющиеся в полдень летом, в период созревания урожая, могут считаться безвредными для людей, но чаще характеризуются как в высшей степени враждебные людям, способные не только напугать детей или взрослых, зашедших на поле, но и задушить уснувших на поле людей, защекотать их до смерти, утащить их в лесные дебри, отнять молоко у коров и т.п.
22 На юге Польши, в Бескидах, полудница выступала как блюстительница моральных и религиозных правил: она нападала на тех жниц в поле, кто в полдень не прервал работу для молитвы, или на тех женщин, которые вышли на работу до «вывода» после родов. Виновных в нарушении запретов полудница заставляла «искать» у себя в голове; спасти этих жертв можно было, только позвав их по имени [Lehr 1985, 95].
23 Поверья о происхождении полевых духов не отличаются ясностью и различаются по регионам. Встречаются разнообразные объяснения: лесные демоны происходят от душ умерших или умерших неестественной смертью, от душ землемеров, обманывавших людей, девушек, умерших до замужества или умерших на неделе Зеленых Святок, от душ некрещеных детей и др. Во многих регионах следы верований о полевых демонах сохранились только в формулах предостережений детям не ходить в поле.
24 Водные демоны
25 Польские поверья о водных мифологических персонажах (водяных) относятся к дохристианской эпохе и отличаются значительным единством по сравнению с МП, рассмотренными выше. Это единство касается как их происхождения, так и их действий (функций) и даже названий. Повсюду их считают утонувшими или утопившимися людьми, враждебно настроенными к живым людям и стремящимися утянуть их в глубокую воду. Подавляющее число терминов, относящихся к водяным демонам, образовано от глагола топить или имени вода, обозначающего среду их обитания (реки, озера, потоки, болота): topielec, topielnik, toplec, topieluch, topielczyna, utopiec, utopek, utopiec, utopiciel, utoplec, topczyk, topień, topiec, topnik, topik, topek, potopielec, pływnik, wodnik, wirnik, wodne ludzie, djabły wodne, wodnice, topielice и т.п. В Силезии водных демонов могли называть человеческими именами: Rarek, Jędra, Iwan, Rokita [Lehr 1988, 332].
26 Первое упоминание об этом демоне относится к XIII в.: в одной из хроник сообщалось, что в некоем озере дьяволы не позволяли рыбакам ловить рыбу; рыбаки закинули в воду сеть, чтобы поймать их, но только с третьего разу выловили какое-то чудовище с козлиной головой и рубиновыми глазами [Baranowski 1981, 81–82]. В первой половине XIX в. портрет водяного дал К. Вуйчицкий: «Топелец – это человек, который случайно или добровольно утонул, после чего, будучи дьяволом оживлен, он пребывает в глубинах вод и ловит купающихся, или рыбаков, или сплавщиков леса и топит их. Он никогда не появляется днем, пребывая в глубине рек, прудов и озер, и только с наступлением ночи он выходит на берег и подкарауливает добычу» (цит. по [Pełka 1987, 82]). Бывают и женские существа topielnice, одетые в светлые одежды, с ожерельями на шее, которые нежными голосами завлекают людей и утаскивают их на глубину.
27 В Силезии водяного представляли себе как существо невысокого роста (30–70 см) в красном кафтанчике и красной шапочке или же в зеленом одеянии и с длинными зелеными волосами, часто с мокрыми рукавами или другими частями одежды; вместо ног у него были конские копыта или гусиные лапы; иногда он представлялся в образе черта – в черной одежде, в цилиндре, обросшим волосами, с толстыми ногами и т.п.; он отличался очень большой силой; сопротивляться ему можно было только с помощью магии. Он мог принимать вид огромной рыбы или коня, черного кота, черного пса, барана, коровы, человека-жабы и др. По поверьям, водяной боялся молнии и грома, его притягивал лунный свет, поэтому он был наиболее активен ночью, когда светила луна. Излюбленным занятием водяного было шитье обуви. У него была семья – жена и двое или трое детей, его дочери были очень красивы, они иногда появлялись среди людей и пользовались большим успехом, а сам он мог появиться даже в корчме. Он был веселым, но мстительным, любил музыку, пение и танцы, любил прыгать с моста в воду, дразнить людей, но им не прощал малейших обид или насмешек. Завлекая людей, он подражал детскому плачу, издавал призывные звуки, бренчал цепями, поднимал над водой разные привлекательные предметы – цветы, ленты, бусы, часы и др., сбивал людей с пути, направлял их к воде, сбрасывал с моста; оборачивался огромной рыбой, конем или ребенком, чтобы привлечь и утащить жертву и т.п. [Lehr 1983; Lehr 1984; Lehr 1985].
28 Несмотря на общность представлений о происхождении топельцев от утонувших или утопившихся людей, существуют региональные различия относительно категорий этих людей. Это могут быть люди, совершившие самоубийство посредством утопления; дети, умершие до крещения; внебрачные некрещеные дети; неверующие утопленники; утонувшие перед днем св. Яна (24 июня); дети, проклятые матерью; души людей, продавшихся дьяволу; души грешников и др. Однако подавляющее большинство полученных ответов относится к первой категории [Pełka 1987, 85]. Во всех этих случаях, по поверьям, в тело утонувшего человека вселяется дьявол (черт), оживляет его и в его образе нападает на людей. В Подгалье записано поверье о том, что некрещеный ребенок становился водяным после семи лет пребывания под водой и мог «освободиться» не раньше чем он кого-нибудь из людей затянет под воду [Kąś, т. XI, 122]. В некоторых местностях сохранились следы дохристианских верований о том, что в глубинах вод обитали некие духи, не имевшие человеческого происхождения, которые похищали людей и превращали их в водяных духов низшей категории [Baranowski 1981, 83].
29 Водяные обычно представлялись в человеческой ипостаси и внешности: топелец выглядел как высокий худой человек с длинными ногами и зеленым скользким телом, большой головой, длинными темными волосами, зеленоватым цветом лица и сверкающими глазами; либо он выглядел как малый ребенок, обычно голый или одетый в белую рубашечку; либо как невысокий человек в красной (черной) одежде и такой же шапочке; либо как полуодетая красивая молодая женщина. Реже топелец представлялся в зверином облике (кот, овца, черный или серый пес, свинья, птица, рыба, лягушка и т.п.) или существом неопределенного типа получеловека-полузверя.
30 ́́́́Этим существам приписываются самые злодейские намерения и действия по отношению к людям: считается, что в каждом водоеме сидит топелец, и он должен время от времени обязательно кого-нибудь утопить. С этим связаны строгие запреты на купанье в водоемах в определенные дни или даже поры дня: запрещалось купаться в день св. Яна (24 июня), в день св. Петра (29 июня), в день успения Богородицы (15 августа), в день св. Розалии (5 сентября); большим грехом признается купанье до полудня в воскресенье, когда в костеле идет служба. Считается, что защитить от топельца может крест на теле купальщика или крестное знамение перед входом в воду; могли помочь также загадки, задаваемые демону, которые не имеют ответа; иногда для защиты от водяного бросали в воду деньги или лили освященную воду, грозили ему побоями. Существовали также специальные заклятья и заговоры, которыми пользовались рыбаки, сплавщики леса и мельники. См. также [Ibid., 416–417; Толстые 1982, 306–336].
31 К разряду водных демонов польские исследователи относят также русалок (rusałka, rusawka, rusauka, kazytka), поверья о которых распространены на востоке Польши, в Подлясье, на пограничье с украинским и белорусским ареалом [Baranowski 1981, 94–98]. Однако в отличие от украинских и белорусских русалок, связанных преимущественно с полевым пространством [СД, т. 4, 495–501; НДП, т. 2, 466–700], подлясские русалки ассоциируются прежде всего с водными и прибрежными локусами. Тем не менее польские и восточнославянские русалки имеют много общего. Им приписывается одна и та же ипостась (красивые молодые девушки в светлых одеждах с длинными волосами и венком или цветами на голове, но также иногда и старые женщины); одинаковое происхождение (русалками преимущественно становились преждевременно умершие молодые девушки); сходные действия (соблазняли людей, преимущественно молодых мужчин, и мучили их своими ласками, щекоткой и т.п.). Но восточнославянские мотивы связи русалок с периодом вегетации хлебов для польских русалок в целом не характерны.
32 В южной и юго-восточной части Польши (Малопольша, южная Мазовия и польско-украинское и польско-словацкое пограничье) распространены поверья о женских мифологических персонажах, обитающих в прибрежных зонах, возле воды; они известны своими преследованиями беременных женщин и рожениц, и похищением и подменой младенцев. Чаще всего они называются богинками – наряду с этим именем, распространенном во всем карпатском ареале (у поляков, украинцев и словаков), существует множество региональных имен этого персонажа, из которых самое распространенное mamuna, но также и boginia, bogunka, sybiela, diablica, czarownica, zły duch, babula, matrona, mara, obłuda, nocula, sidula, odmienica, имена собственные Ciacia, Łacia и т.п. Образ богинок противоречив. По одним рассказам, они выглядели как молодые девушки с зелеными волосами и мертвецки бледными лицами; одеты они были в белые рубахи или зеленые юбки. На берегу они стирали белье и били по нему скалками или своими грудями, расчесывали волосы, сидя у воды, развлекались, бегали по берегу, танцевали или просто лежали на берегу; увидев человека, они скрывались в кустах или в воде. По другим сообщениям, это были безобразные высокие худые смуглые (цыганского вида) женщины с большой головой и отвисшими грудями, которые они забрасывали за спину, с кривыми куриными или собачьими ногами, с крючковатыми носами, редкими зубами, всклокоченными или длинными, до земли волосами. Но они способны были принимать и образ животных – собак, кошек, лошадей, обезьян, лягушек или появляться тенью, туманом, паром над водой.
33 Зимой богинки жили в реках и озерах, а с весны до осени пребывали в прибрежных заводях и зарослях. Вечером или ночью они могли напасть на человека, заманить его в воду или в лес, защекотать насмерть или задушить. Тот, кого богинка завлекала, должен был ее ласкать до потери сил; если же он противился, богинка била его своими грудями, пока тот не испускал дух. При свете месяца они начинали стирать свою одежду (обычно в пятницу), били по ней своими грудями как пральником. Развешивали белье на деревьях. По вечерам они сидели и расчесывали свои волосы. По некоторым рассказам, они могли даже помогать людям, и с ними можно было дружить. Завлекали молодых мужчин и так их околдовывали, что те потом не могли найти дорогу домой. А некоторых богинки вообще не отпускали и оставляли у себя. После захода солнца они выходили из своих нор и пели песни. Они любили все красное, крали в огородах морковь. Богинки могли видеть невидимого людям дьявола (он сидел на столе и ел из общей миски, а богинка это видела и смеялась), поэтому перед едой надо было креститься. В Подгале записано немало рассказов о том, что людям удавалось поймать богинок: например, мужик поймал богинку привел ее домой, она была обычной женщиной, только меньше и щуплее, босая, с длинными волосами и большими грудями; ничего не хотела сказать; когда ее отпустили, она быстро убежала и скрылась в кустах возле ручья [Kąś, т. 1, 314]).
34 Жертвами богинок становились прежде всего роженицы (особенно до «вывода») и новорожденные дети. Женщин богинки похищали и мучили, сосали им груди, выкручивали руки и т.п.; если какая-нибудь из них случайно оставит без присмотра ребенка в поле или возле дома, богинки похищали его. Они вторгались даже в дом и забирали ребенка, а вместо него оставляли своего ужасного, красного, орущего и прожорливого ребенка с редкими зубами. Этот ребенок богинки не рос. Его надо было кормить из яйца. Записано множество рассказов о том, как матери избавлялись от подобных подменышей (odmieniec, odniennik, odmianek, podmiennik, zamion, podrzuc, podciep и т.п.) и возвращали себе своих детей. Чтобы вернуть себе похищенного ребенка, надо было ребенка богинки положить под порог и бить березовой метлой или бить его розгами и приговаривать: «Ty masz swoje, oddaj moje!» (У тебя свое (дитя), отдай мое). Женщинам советовали насыпать в кувшин гороха, ребенок богинки засовывал руку в кувшин и не мог ее оттуда вытащить; на его крик приходила богинка и забирала своего ребенка и оставляла похищенного. См. [Moszyński 1967, 599–603; СД, т. 4, 98–103; Kąś, т. I, 313–318; т. VII, 219].
35 Сведения о происхождении богинок скудны: по поверьям, ими могут стать женщины, умершие при родах или после родов, до церковного очищения; девушки, умершие до свадьбы; грешницы, избавившиеся от плода; клятвопреступницы; умершие некрещеные дети; колдуньи, а также похищенные богинками женщины и дети. По некоторым сведениям, у богинки мог быть муж или сподвижник (boginiarz) и ребенок (bogincarz, boginiak, boginię, boginiasz), которого она подбрасывает людям взамен украденного человеческого ребенка.
36 Защитой от богинок служит прежде всего зверобой (dziurawiec, zwonek); считалось, что они боятся его желтых цветов: если тебя преследует богинка, надо сказать: «Zonka, zonka, chyć se zwonka», т.е. «Жонка, жонка, лови свой звонок». Чтобы богинка не проникла в дом, вбивали в дверь нож. Возле родильницы надо было класть нож для рубки капусты для защиты от богинки.
37 В Подгалье близкий к богинке МП носит название dziwozona. На супрядках часто рассказывали о разных страшных духах, в частности о дивоженах: они жили по берегам водоемов, в ямах и пещерах; это были женщины, худые, страшные, с огромными грудями, которые они забрасывали за спину и которыми они стирали белье как пральниками. Они пели и танцевали, любили собирать грибы, ягоды и травы. Венки они носили не на головах, а на бедрах. У них были дети, но кто были их отцы, неизвестно, рядом с ними никогда никто не видел мужчин. Они похищали детей и вместо них оставляли своих, страшных и крикливых; чтобы их вернуть, надо было детей дивожены вынести на поле и бить немилосердно, пока мать не прибежит за ним и не вернет человеческого ребенка. Они похищали не только детей, но и девушек и женщин, у которых они сосали грудь. Девушки и женщины стригли волосы, чтобы дивожены не могли их утащить за волосы. Дивожены также высасывали молоко у коров и овец на пастбищах и в хлевах. Как и богинки, они боятся цветов зверобоя [Kąś, т. III, 177].
38 К водной мифологии относятся также достаточно поздние поверья о болотных духах, которые чаще всего имеют вид блуждающих огоньков и соответственно называются błędne ognie, błędne ogniki, świecki, świczniki, świetniki, świeciarze, poświętniki, światełko, dzikie światełko, biegunki и под. Считается, что они происходят от душ землемеров, обманывавших людей при проведении границ земельных владений, которые после смерти отбывают наказание за грехи, блуждая по болотам, поэтому блуждающие огни могут также называться mierniki, graniczniki или geometry. У кашубов болотный демон называется mlaka ‘женское существо, обитающее в болоте и сбивающее с пути людей’ или poplavńik (по названию болотной топи, трясины) или же błotńik ‘злой дух в образе черного мужчины с фонарем в руке’. В Силезии подобные духи (светящиеся огоньки) назывались nocznice, nocznice-klęknice; они могли напасть на человека, который был нетрезв, кричал или свистел, они водили его по болотам и трясинам, а когда он измученный падал на землю, засыпали его камнями и спрашивали: «Спишь? Спишь?». По другим данным, ночницы обыкновенно появлялись осенью по вечерам на мокрых местах, реже их можно было увидеть в другие времена года. Они выглядели как огоньки или лампадки, быстро перемещающиеся с места на место. Чтобы не провоцировать ночниц, надо было избегать насмешек над ними, свиста, плевания, громкого крика; если же ночницы все-таки нападали, надо было постараться попасть в круг света или упасть на землю и притвориться мертвым [Lehr 1984, 229; Dźwigoł 2004, 140, 149].
39 Горные (подземные) демоны
40 Представления о духах гор и подземного мира распространены прежде всего в горных районах Татр и Бескид, но известны и за их пределами, в том числе у кашубов. Им приписывали власть над всем, что есть в горах, – флорой и фауной, но прежде всего они трактовались как хранители, опекуны или даже хозяева горных недр, богатств и кладов. Благодаря своим демоническим свойствам и магии, горные духи могли показывать горнякам, где можно найти уголь, соль или серебро, зарытые клады или, наоборот, скрывать от них местонахождение таких залежей и не подпускать к ним. Эта их главная функция закреплена в их самом распространенном названии skarbniki (от skarb ‘сокровища, клад’), кашуб. skarbovce. Время от времени горные духи «пересушивали» драгоценности и деньги из кладов на огне, освобождая их от ржи и плесени. По поверьям гуралей, раз в году, на Цветное (Вербное) воскресенье в полдень, когда в костеле начиналась служба, зарытые ларцы с драгоценностями открываются, а по окончании службы закрываются. При закапывании кладов произносили специальные заклинания, которые должны были уберечь их от взлома и кражи [Kąś, т. X, 110].
41 Другие термины мотивированы внешним видом горных духов (karzełki, krasnoludki, kraśniaki, kraśnięta, krasnal, krasnalek и т.п. ‘гномы в красных шапочках’), местом их пребывания (podziomki), их демонической природой (niedusznik, smok ognisty), нередко им приписываются личные имена (Pustecki, Szarlej, Biala Pani) или же о таком духе говорят просто Оn. Они считались духами горняков, оставшихся под землей, и часто трактовались как злые и мстительные демоны, способные заводить одиноких горняков в лабиринты подземных ходов, откуда они не могли выбраться и погибали от голода. В некоторых рассказах они, напротив, выступают в роли защитников и даже друзей шахтеров, показывают им дорогу, предупреждают их об опасностях – затоплениях, обвалах, пожарах, однако эта дружба и забота часто оборачивается гибелью горняков, а их души обрекаются на скитание по подземным ходам. В польском фольклоре имеется множество рассказов о легендарных хранителях сокровищ замков – от упомянутого выше Боруты, духа знаменитого Ленчицкого замка, до опекунов менее известных замков, например, грозного рыцаря в средневековых латах, который охранял сокровища замка в Пултуске; он появлялся ночью при свете луны и обходил замковую гору; он был способен различать добрых и злых людей: добрых он любезно приветствовал, а злым грозил своим мечем [Baranowski 1981, 183–184].
42 Скарбник мог иметь вид старичка с длинной седой бородой, одетого в льняную рубаху, подпоясанную канатом, но мог выглядеть и иначе – как шахтер с темной кожей в рабочей одежде и «странными» глазами, штейгера в парадном мундире горняка, мужчины в городском костюме., но мог представать и в зверином образе (мыши, черного кота или собаки), а мог быть невидимым существом, присутствие которого можно было лишь почувствовать. Появление скарбника в зверином облике служило предупреждением о каком-либо несчастном случае. О происхождении его известно немного: по одним рассказам, скарбники были грешными душами, отбывающими наказание в подземелье, по другим – они были представителями дьявольской силы. По некоторым поверьям, до скарбника нельзя было дотрагиваться рукой: если надо было ему передать какой-нибудь предмет (например огонь для погасшей лампы или что-то из еды), то следовало положить это на землю, откуда скарбник его поднимал, или протянуть ему на лопате [Krzyżanowski 1963, 378].
43 Краснолюдки обычно считались добрыми духами подземелья. Это были маленькие человечки в курточках с капюшонами. В целом они были благосклонны к людям, но иногда позволяли себе разные шуточки и издевки над ними, например вытаскивали фитиль из лампы или прятали какие-то нужные им вещи. В Величке под Краковом горняки считали своим добрым духом Белую Пани (Biała Pani), называемую также bielinka, płaczka или ojdola. Рассказывали, что по ночам в шахте кто-то неслышно ходит, вздыхает и даже плачет или тоскливо ноет; лица ее никто никогда не видел, но ее легкие одежды, развевающиеся на ветру, светятся, как огоньки на св. Яна [Pełka 1987, 115].
44 В рудниках и шахтах и вокруг них, по поверьям, обитали еще маленькие существа, босые, одетые только в рубашечки, которые в целом были дружелюбны к людям, но были обидчивы и мстительны. Рассказывали, что в Бытоме дух по имени Szarlej в отместку за обиду затопил шахту. Были и устрашающие духи, похожие на коня с огромной шеей, которые могли вызвать обвалы в шахтах и смерть горняков.
45 Представления о горных духах, по мнению исследователей, восходят к древнепольской эпохе, а вероятно, и к Средневековью. Они имеют много общего с верованиями и фольклорными мотивами не только соседних западнославянских народов, но и всей Западной Европы.
46 Атмосферные демоны
47 К этой категории низшей мифологии относятся МП, которым приписывается власть над облаками и тучами, ветром, дождем, градом и прочими явлениями погоды. В настоящее время верования этого круга рудиментарно существуют в нескольких языковых и культурных формах: в лексике и фразеологии (названия вихря, радуги, молнии и др.); в магических способах противодействия этим явлениям и защиты от них (которые еще сохраняются в памяти, но редко практикуются); в фольклоре (рассказы о встречах с атмосферными демонами и способах защиты от них). В большей степени эти верования известны на юге (Подгалье, Жешовское Подгорье) и юго-востоке (Люблинщина) и востоке (Белостоцкое воеводство, Вармия и Мазуры), окказионально они сохраняются в других регионах Польши. Большая часть этих дохристианских по своему происхождению мифологических персонажей (души самоубийц, особенно висельников; души некрещеных детей, грешных женщин, осужденные на скитание, и т.п.) претерпела влияние христианства и стала осмысляться как разные ипостаси дьявола, в частности они нередко фигурировали в описаниях ведовских процессов XVI–XVII вв.
48 С ночным демоном по имени latawiec (lataniec) связано представление о трех типах МП, появляющихся в виде падающих с неба звезд, комет или метеоритов: 1) мужских МП в виде прекрасных юношей, соблазняющих молодых девушек и женщин; 2) женских МП, представляющих собой души незаконнорожденных детей: тот, кто видит летящую звезду и хочет спасти несчастную душу, должен бросить ей кусок полотняной ткани; от нападения лятавца может спасти чеснок, напиток из трех определенных трав или растирание этими травами; 3) МП, летающие в ветре в виде птичек, белых голубей или больших черных птиц и представляющие собой души некрещеных или умерщвленных матерями детей, которые иногда преследуют людей и жалобным голосом просят, чтобы их «окрестили»; они любят сидеть на придорожных крестах, особенно на перекрестках дорог. В Силезии такие блуждающие души называли porońce; услышав их плач, надо было сделать рукой знак креста и «дать им имя»: мальчика надо было назвать Józek, а девочку Anna, тогда они переставали плакать и досаждать людям [Lehr 1984, 230]. Этот последний тип верований в души детей, просящих креста, сохранялся дольше других и фиксировался собирателями вплоть до конца ХХ в.
49 Атмосферные демоны могли являться в разных ипостасях: в виде человека со звериными чертами (бледный худой человек со следами веревки на шее, или маленький человечек в черной одежде, мокрой шапке, с вороньими крыльями, или горбун со страшным лицом, размахивающий руками и вызывающий порывы ветра, и т.п.), но могли иметь звериный облик (черная собака или кот, черный баран, козел, конь, сова, ворона и т.п.), наконец, они могли быть невидимыми, что не мешало им вступать в контакт с людьми, говорить с ними, обращаться к ним с просьбами и т.п. Их отношение к людям было неизменно враждебное: они наносили им всяческий вред, насылали ветры и грозовые или градовые тучи, мстили им за отказ в просьбах. Но иногда они могли оказывать людям помощь или услуги, чем часто пользовались владельцы ветряных мельниц, которым нужен был ветер.
50 К числу атмосферных демонов относились и «полудемоны», т.е. люди, наделенные магической способностью управлять тучами и ветром. Их называли płanetnicy ‘планетники’, chmurnicy ‘хмурники (от chmura ‘туча;)’, obłocznicy ‘облачники’, chmurnik, chmarnik, chmarotwórca, trzymacz chmur, czarownicy od chmur ‘чаровники туч’, rozganiacze chmur ‘разгонители туч’, przewodnicy ‘проводники (туч)’, chmurotwórcy ‘творцы туч’, trzymacze chmur ‘держатели туч’, czarnoksiężnicy ‘чернокнижники’ и т.п. Среди них были «прирожденные» планетники, например, рассказывали о ребенке, который, еще будучи в колыбели, был способен управлять тучами и впоследствии стал умелым предводителем туч, успешно отгонявшим от своего села опасные градовые тучи; ему нельзя было платить за его «услуги», иначе он бы утратил свою способность. Но некоторые планетники получали эти способности из рук дьявола (продавали душу дьяволу) или же проходили специальное обучение магии. По некоторым малопольским поверьям, планетники с помощью магии вытягивали воду из источников, рек и прудов и отправляли ее в тучи (в том числе с помощью змея-смока). По некоторым свидетельствам, планетник живет в радуге: «Радуга не хочет, чтобы кто-нибудь знал, где она пьет воду и куда планетники уходят. Они живут в туче и похищают тех людей, которые становятся на то место, где радуга пьет, чтобы никто не узнал, где это место находится и куда уходят планетники» [Kąś, т. VIII, 157–158].
51 В Подгалье распространено поверье, связывающее происхождение планетников с актом творения. Когда дьявол решил, подражая Богу, создать из глины людей, то не смог их оживить и попросил помощи Бога. Бог вдохнул в них жизнь, но никак не мог решить, что с ними делать: послать их в ад? – они ни в чем не согрешили, послать в рай? – не заслужили. И решил забросить их на тучу, чтобы они там жили и управляли тучами. Но когда стоит погода и туч нет, они сходят на землю, толкутся среди людей и служат им за какую-нибудь еду. Часто они ходят в образе нищих, и если им отказать в подаянии или плохо их накормить, они могут наслать дождь или град. «Бывали планетники, которые умели заговаривать погоду, и если им давали поесть, то ничего плохого не делали, а если планетника выгоняли, он насылал град или наводнение на обидчика. У него на лбу было что-то вроде горошины, он ее вынимал и бросал оземь, и сразу начинало греметь и лить». «Чаще всего они живут у ручьев, возле мельниц, иногда шкодят (пустят воду не туда, куда надо), но иногда и помогают людям. Люди считают их дедами, нищими». Записано немало рассказов о встречах пастухов в горах с планетником. «Пастухи сидели у огня и не заметили, как к ним подошел планетник. У него была огромная голова, усы так велики, что закрывали все его тело, он стоял у огня, и с него стекала вода». Или: «Один пастух пас овец и увидел на скале планетника, который вылез из воды (пруда). Вылез он из воды, сел на камень (на скалу), снял свою голову и стал расчесывать ее руками. Пастух отогнал овец от пруда под гору, взял камень и швырнул в этого планетника. Планетник бросился в воду, и полпруда потекло за пастухом, тот едва добрался до горы» [Ibid., 159].
52 В 1978 г. на Ораве (с. Пекельник, повет Новый Тарг) была записана быличка: «Летели планетники в тучах и потеряли свою чародейскую книгу. Люди ее нашли и принесли в дом и стали читать. А были в той избе ведра с водой, так как водопровода тогда еще не было. И те люди читают, а в это время вся вода из ведер вышла и превратилась в пар. Это выглядело так, будто туча была в избе. И тогда как начало греметь, как начали “перуны” бить…! сделалась гроза в доме. И в этот момент кто-то, кто уже слышал о чародейных книгах, выхватил ее и начал читать тот же отрывок с конца (задом наперед). И гроза прекратилась, а вода вернулась в ведра. Потому что эта книга, если ее читать нормально, “вперед”, то она вызывает разные несчастья, а если ее читать “назад” (в обратном порядке), прогоняет несчастье» [Толстые 1982, 82].
53 К атмосферным демонам относится также smok, которому в Подгалье приписывали власть над ненастьем и дождями. Он обитал в Татрах, в недоступных скалах и пещерах, и когда ему не хватало там пропитанья, а люди прятали от него свой скот, он со злости насылал на них страшные дожди, наводнения, потопы, которые уничтожали поля. Смок, по поверьям, происходит от ужа или ящерицы и достигает огромных размеров; его шкура настолько тверда, что ее не пробивает никакая, даже самая сильная пуля. Спастись от него можно было только с помощью чернокнижника, который умел своей магической силой оседлать смока и лететь с ним туда, где заходит солнце, потому что живущие там люди спасаются от солнечного жара только тем, что держат под языком кусочек тела мертвого смока [Kąś, т. X, 205–206].
54 Демонологической персонификации подвергался сильный ветер и особенно вихрь. В разных районах Польши это явление приписывалось действиям черта (дьявола). По данным Польского этнографического атласа, вихрь называется: 1) diabeł ‘черт’, 2) diabeł kręci ‘черт крутится’, 3) diabeł leci ‘черт летит’, 4) diabeł tańczy ‘черт танцует’, 5) diabeł się żeni ‘черт женится’ или czarcie wesele ‘чертова свадьба’, 6) diabeł się cieszy ‘черт радуется’, 7) diabły się gonią ‘черти гонятся’, 8) diabeł na obiad idzie ‘черт идет обедать’, 9. diabeł idzie ‘черт идет’ [Lebeda 2002, 120–121]. По поверьям, в крутящемся вихре можно было разглядеть маленького человечка или чертика с рогами, размахивавшего хвостом (это была душа висельника); человек, попавший в такой вихрь, мог заболеть, лишиться памяти и даже умереть. Такой чертик мог также следить за порядком и, например, покарать девушку за непристойное поведение, напав на нее и подбросив ее в воздух. Чтобы защититься от вихря, надо было прочесть заклинание или молитву, попросить его ласково о пощаде либо спрятаться в кустах, за деревом, лечь на землю и т.п.; обороняться же от него ножом, топором или чем-то подобным считалось небезопасным [Baranowski 1981, 130].
55 К редким свидетельствам относятся рассказы о демонах-солнечниках (słonecznicy), обитающих в солнечных лучах и особенно опасных для людей, спящих на солнце.

References

1. Baranowski B. Procesy czarownic w Polsce w XVII i XVIII wieku. Łódź, Wyd. Łódzkie, 1952, 272 р.

2. Baranowski B. Pożegnanie z djabłem i czarownicą. Łódź, 1965, 336 р.

3. Baranowski B. Kultura ludowa XVII–XVIII wieku na ziemiach Polski środkowej. Łódź, 1971, 477 p.

4. Baranowski B. W kręgu upiorów i wilkołaków. Łódź, Wyd. Łódzkie, 1981, 325 p.

5. Dźwigoł R. Polskie ludowe słownictwo mitologicne. Kraków, 2004, 222 p.

6. Kąś J. Ilustrowany leksykon gwary i kultury podhalańskiej. Bukowina Tatrzańska; Nowy Sącz, 2015–2019, t. I–XII.

7. Krzyżanowski J. Diabeł w literaturze ludowej. Słownik folkloru polskiego, рod. red. J. Krzyżanowskiego. Warszawa, Wiedza powszechna, 1963, pp. 81–83.

8. Lebeda А. Wiedza i wierzenia ludowe. Komentarze do Polskiego Atlasu Etnograficznego. Wrocław; Cieszyn, PTL, 2002, t. 6.

9. Lehr U. Urok w aspekcie działań magiczno-religijnych. Lud, 1981, t. 85, pp. 91–104.

10. Lehr U. Ludowe wiierzenia w demony wodne. Rocznik etnograficzny, 1983, t. VIII, pp. 49–55.

11. Lehr U. Wierzenia w istoty nadzmysłowe. Etnografia Polska, 1984, t. XXVIII, z. 1, pp. 223–250.

12. Lehr U. Wierzenia demonologiczne. Studia z kultury ludowej Beskidu Sądeckiego, red. A. Kowalska-Lewicka. Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdańsk; Łódź, 1985, pp. 91–116.

13. Lehr U. Demon wodny, czyli rzecz o utopcu. Zaranie Śląskie, 1988, r. 51, no. 3–4, pp. 330–348.

14. Moszyński K. Kultura ludowa Słowian. T. II. Kultura duchowa, cz. 1. Warszawa, Książka i wiedza, 1967, wyd. 2, 368 p.

15. NDP – Narodnaia demonologiia Poles’ia (Publikatsii tekstov v zapisiakh 80–90-kh godov XX veka), sost. L.N. Vinogradova, Je.Je. Levkijevskaia. T. 1. Liudi so sverkh”jestestvennymi svoistvami. Moscow, Iazyki slavianskikh kul’tur, 2010; T. 2. Demonologizatsiia umershikh liudei. Moscow, Rukopisnyje pamiatniki Drevnei Rusi, 2012; T. 3. Mifologizatsiia prirodnykh iavlenii i chelovecheskikh sostoianii. Moscow, Izdatel’skii dom IASK, 2016; T. 4. Dukhi domashnego i prirodnogo prostranstva. Nelokalizovannyje personazhi. Moscow, Izdatel’skii dom IASK, 2019. (In Russ.)

16. Nietolerancja i zabobon w Polsce XVII i XVIII w. Warszawa, Książka i wiedza, 1976, wyd. 2.

17. Pełka L. Polska demonologia ludowa. Warszawa, Iskry, 1987, 238 p.

18. Pomerantseva E.V. Mezhetnicheskaia obshchnost’ poverii i bylichek o poludnitse. Slavianskii i balkanskii fol’klor. Genezis. Arkhaika. Traditsii. Moscow, Nauka Publ., 1978, pp. 143–158. (In Russ.)

19. Rak M. Jan Karłowicz w świetle materiałów archiwalnych. Dialektologia, etnolingwistyka i lituanistyka. Kraków, Uniwersytet Jagielloński, Wydział Polonistyki, 2021. [Biblioteka LingVariów, t. 30], 262 p.

20. Sannikova O.V. Pol’skaia mifologicheskaia leksika v etnolingvisticheskom i sravnitel’no-istoricheskom osveshchenii. Diss. … kand. filol. Nauk. Institut slavianovedeniia i balkanistiki, Moscow, 1990. (In Russ.)

21. SD – Slavianskije drevnosti. Etnolingvisticheskii slovar, pod obshchei red. N.I. Tolstogo. Moscow, Mezhdunarodnyje otnosheniia, 1995–2012, t. 1–5. (In Russ.)

22. Tolstyje N.I. i S.M. Zametki po slavianskomu iazychestvu. 3. Pervyi grom v Poles’je. 4. Zashchita ot grada v Poles’je. Obriady i obriadovyi fol’klor, otv. red. V.K. Sokolova. Moscow, Nauka Publ., 1982, pp. 49–83. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate