Везде
The Bride's Universe in E. Barsov’s «Lamentations of the Northern Land»
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Bride's Universe in E. Barsov’s «Lamentations of the Northern Land»
Annotation
PII
S0869544X0023263-2-1
DOI
10.31857/S0869544X0023263-2
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Olesya D. Surikova 
Occupation: Senior Researcher
Affiliation:
Ural Federal University
Vinogradov Russian Language Institute of the Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation, Yekaterinburg
Edition
Issue 6
Pages
108-121
Abstract

The article is based on the material of the third volume of the E. Barsov’s «Lamentations of the Northern Land». The author considers the conceptual sphere which is crucial for wedding lamentations: the material context of the bride (all the belongings and the space of this character: the courtyard and the house with its architecture and interior: furniture, tools; material property of the bride's and groom’s families: clothes, jewelry, etc.). The names of material values in the lamentations are numerous, various and are accompanied by idealizing epithets, which contributes to the creation of an image of a carefree, luxurious, abundant life, conceptually corresponding to the ideas of the golden age. Material values also construct the physicality of the bride: only those parts of the girl's body that can be decorated and dressed up are mentioned in the lamentations.

Keywords
linguistic and folklore studies, conceptual sphere, lamentations, «Lamentations of the Northern Land», liminal rites, wedding.
Acknowledgment
The reported study was funded by the Russian Foundation for Basic Research, project number 20-012-00205 А «Lamentations of the Northern Land Collected by E.V. Barsov»: Materials to the Dictionary”.
Received
24.11.2022
Date of publication
28.12.2022
Number of purchasers
6
Views
216
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
970 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2022
Services benefits
4365 RUB / 87.0 SU
1 «Причитания Северного края» – знаменитый сборник севернорусских обрядовых плачей, записанных Е.В. Барсовым в 1867–1870 гг. в Заонежье, состоит из трех томов, разделенных в соответствии с функциональной спецификой текстов (первый том – похоронные плачи, второй – рекрутские, третий том – свадебные) и изданных впервые в 1872–1885 гг. Эти тексты сразу привлекли внимание исследователей, и к настоящему времени сложился объемный корпус посвященных им работ, отдельное место в котором занимают труды, содержащие концептуальный анализ лексики отдельных семантических групп (см., например, [3; 6; 7; 8; 11; 12; 14; 20; 21; 22; и др.]). Такой анализ позволяет обозначить наиболее разработанные понятийные зоны в плачах и сделать выводы о значимости и структуре стоящих за ними представлений.
2 В этой статье я обращусь к глобальной концептуальной сфере, сформированной из целого ряда лексико-семантических групп и играющей ключевую роль в свадебных причитаниях, – условно эту сферу можно обозначить как материальный контекст невесты. Под материальным контекстом я понимаю все «вещное» окружение невесты: локус, в котором функционирует этот персонаж (дом, где проживает семья невесты), с наполняющими его предметами (мебелью, инструментами, хозяйственной утварью), фигурирующее в плачах материальное имущество семей невесты и жениха и иные материальные ценности: одежда, украшения, еда и пр. (соответствующие тематические блоки описываются в статье путем перечисления входящих в них отдельных лексем или словосочетаний; статистика употребления отдельных языковых единиц приводится в цифрах).
3 Интересующая меня концептуальная сфера настолько объемна и разнообразна по составу, что использованная в заглавии метафорическая формулировка – мир невесты представляется удобным и лаконичным способом ее описания, поскольку выполняет типизирующую функцию и подразумевает основной локус невесты, в пределах которого она естественно функционирует бо́льшую часть текстового «времени» (светелка, дом, двор), набор окружающих ее вещей, а также вещей, принадлежащих семье жениха, которые невеста оценивает как потенциально свои, – все то, что подробно описывается в текстах, а значит, входит в сферу интересов этого персонажа.
4 Совокупность названий всех материальных благ, упоминаемых в «Причитаниях», не становилась раньше предметом специального рассмотрения исследователей – чаще говорилось об обстоятельственном контексте, в котором существует невеста (он замечательно точно воспроизводит обрядовые реалии севернорусской свадьбы, о которых см., например, [1; 5]): об описываемых в плачах этапах сватовства и свадьбы, об упоминаемых в причитаниях семейных и обрядовых ролях и их терминологии1, об образах участников свадебного обряда (жениха и его родителей, сватов, родителей невесты, ее подруг, наконец, самой невесты), о ключевых его символах (воля-красота2, сад и др.) и т.д. Тем временем именно материальный контекст невесты является ключом к пониманию главной оппозиции свадебной причети – противопоставления «своего» и «чужого» мира: девичества и замужества со всей их атрибутикой.
1. Этимологические решения для некоторых социальных терминов, фигурирующих в третьем томе «Причитаний Северного края», предлагаются в [18].

2. Специально см. [20].
5 Жанр ламентации сопровождает (или текстово оформляет) лиминальные, или переходные, обряды (касающиеся лиминальных ситуаций: смерти, замужества, рекрутчины), и главным «нервом» плачей является противопоставление прелиминальных и постлиминальных обстоятельств, в которых оказываются герои (персонажи) причитания. Прелиминальные обстоятельства (или ситуация) идеализируются, постлиминальные обстоятельства наделяются признаками «чужого» мира и коннотируются негативно. Для свадебных причитаний прелиминальная ситуация – это девичество (включая период сватовства), постлиминальная – замужество, и, с точки зрения описываемых в текстах обстоятельств, ключевая оппозиция сохраняется четко: в отчем доме невеста окружена любящими и ласковыми людьми (матерью, отцом, братьями), удобными и дорогими предметами, она не работает (спит, гуляет, смотрит в окно), имеет возможность участвовать в молодежных забавах вместе с подругами – такая жизнь идеальна и имеет все черты утопии; в доме жениха (остудничка-чужанника) ее ждет злая свекровь, непривычные порядки и множество неприятных обязанностей.
6 Свадебные причитания очень «предметны», зациклены на материальных ценностях, мир в них конструируется как сумма вещей, которые текстово «инвентаризируются» с помощью обширных списков: в них, как это свойственно фольклору, каждый предмет характеризуется как минимум с помощью эпитета, а нередко описывается развернутыми и подробными контекстами. Именно через призму материальных ценностей, окружающих персонажей причитаний, осуществляется противопоставление прелиминальной и постлиминальной ситуаций, при этом значительно большее внимание уделяется благоприятным обстоятельствам жизни невесты в родительском доме: кроме уже упоминавшейся детализации, описанию этих обстоятельств свойственна избыточная подробность. Посмотрим, как это происходит.
7 Итак, невеста в основном функционирует в компактном освоенном пространстве, которое можно представить в виде концентрических кругов, где самый широкий (внешний) круг (набросанный, кстати, самыми скупыми мазками – в сравнении со следующими, более узкими кругами) – деревня и ее ближайшие окрестности: улица / уличка // прогульная, рядовая, широкая, славная (62)3, где невеста гуляет и где расположены лавочки торговые (10) с товарами // всякими разными, разноличными, домовыми (4); церковь Божья (7), где невеста молится и венчается; риченька // быстрая (32), куда невеста ходит за водой, ищет волю, плачет; полюшко // чистое (24), которое переходит невеста и ее подруги, где невеста отпускает волю; сад / садик / садочек / садочик // зеленой (63)4, где невеста гуляет с подругами, прощается с волей, на который она глядит в окно.
3. Здесь и далее эпитеты, сопровождающие в текстах «Причитаний» те или иные лексемы, приводятся после знака //.

4. Сад в свадебных причитаниях не только является «реальным» локусом, но и символизирует девичество; после рукобитья сад становится разоренным – это знак поруганной девичьей воли.
8 Второй круг пространства, где существует невеста, – двор индивидуального хозяйства, ограниченный воротами, третий – дом, и наконец, четвертый, самый узкий, – меблированное отдельное помещение или функциональная зона жилища (баня, горница). Подробнейшим образом концепт «дом» (включая двор и хозяйственные постройки) в свадебных причитаниях (в том числе из сборника Барсова) описан в работе С.Е. Никитиной и Е.Ю. Кукушкиной [12]: авторы представили проект тезаурусного описания – с идеографическим членением лексики, называющей те или иные элементы или пространства дома, с указанием частотности лексем в корпусе фольклорных текстов, анализом их синтагматических и парадигматических отношений (синонимия, гипогиперонимия и т.д.), ассоциативных связей и прочим, а также с весьма подробным описанием символической роли и значения дома и его элементов (ворот, окон, печи, крыльца и т.д.) в фольклорном тексте и стоящем за ним обряде. Символику и структуру представлений о жилище в жанровой проекции плачей (на материале вологодских похоронных причитаний) анализирует в своем монографическом труде Е.Ф. Югай [23. С. 125–169], ранее к этой же теме (на балто-славянском материале) обращалась Л.Г. Невская [10]. О концепте «дом» в других жанрах фольклора и обрядах на материале русской и иных славянских традиций см. [4; 24]. Существование этих замечательных исследований позволит мне быть краткой при разборе «архитектурных» декораций, в которых существует невеста в причитаниях (за подробностями о культурной и текстовой семантике интересующих нас образов отсылаю читателя к указанным работам).
9 Итак, двор дома, где проживает семья невесты, в свадебных причитаниях упоминается семь раз и снабжается эпитетами широкой, матушкин. Граница двора и «своего» пространства – ворота / воротечка // широкие (7), со столбами // точеными (2), заложечками ‘задвижками’ // железными (3) и кольцом / колечком // витым золоченым (2), – именно через ворота к невесте приходят сваты и жених – представители «чужого» мира. Встречаются названия дворовых построек: сарай // колесистый (2), клеточка ‘кладовая’ // мелкорубленая (1), хлев (1) со скотом // рогатым, скотинушкой // любимой (2), конюшенка / конюшенька (2) с конем // добрым (1). Особенно важной среди дворовых построек, конечно, является один из ключевых локусов свадебного обряда – байна / байня / баенка // парна(я), печна, тепла(я), теплопарна(я) (69), где парится невеста с подругами. Иначе баня называется умываленкой // белой (10). Устройство и убранство бани описывается очень подробно – это пол // дубовой (2), дверь / двери // дубовые (2), окошечко // косевчатое, милое / околенка // туманная стекольчатая (иногда речь идет о трех окошечках) (13), грядочки5 // клейменые, кленовые (чаще три) (7), стопочки6 // точеные (чаще три) (7), лавочка // брусовая (3), печенька // кирпичная (1), она же каменка (1). В связи с баней постоянно упоминаются атрибуты мытья: вода / водушка // холодная, ключевая, свежая, удобная, невеселая, угрюмая (51), тазы // золоченые, полужёные (чаще три) (9), винички // вёшные Ивански7, шелковые (5), они же голиченочки (1), мылья // питенбурскии, вытегорскии (2) и необходимые для растопки материалы: дровца / дровьца / дровча / дровечки // осинные, сосновые, неудобные (6), лучина // сосновая, еловая (2), уголье (1). Речь идет об одежде и предметах обихода, необходимых в бане: рубашечке // тонкобелой (8), полотенышке // шитобраном, тонкобелом (9), гребешке // дорогом, часторыбьем (3). Наконец, называются «температурные атрибуты» бани: пар во глаза (1) и пламя огненное (1).
5. Ср. влг., арх. гря́дка ‘шест, втыкаемый в пазы бревенчатых стен бани для сушки и согревания белья’ [16. Т. 7. С. 184].

6. Ср. влг., арх., олон., онеж., перм. сто́пка ‘деревянный гвоздь в стене для шапок, кушаков и т. п.; вешалка’: «Деревянные стопки в байне прибиты, на них и вешают. У лопотины вешалка, чтобы на стопку повесить» (арх.) [16. Т. 41. С. 233].

7. Эпитет Иванский имеет здесь отхрононимное происхождение (‘собранный, когда празднуется день Ивана Купалы’), см. об этом [19. С. 128].
10 Следующее пространственное «кольцо» – дом невесты, который обозначается рядом синонимов: дом // благодатный (17), дом-крестьянска жирушка (12), терем // высок (14), хоромы // высокие (1), хоромное строеньице (15), тепловито гнездышко (3). Упоминаются следующие помещения (части, функциональные зоны) в доме: внешняя часть дома – крыльцо / крылечко / крылечико / крылечушко // перёное, красное, печальное (81) (локус, где происходит множество событий: встреча со сватами, с подругами, с матерью и многое другое (подробно см. [12. С. 108–110]); зоны, переходные между жилыми и хозяйственными помещениями, – сени // новые решетчатые (23), мост / мостиночка // дубовая / мосты // калиновы (28); внутренние жилые помещения – изба ‘жилая половина в доме’ (6), фатера (
11 Уже по этому контексту читатель может догадаться о степени подробности описаний пространства, в котором пребывает невеста, в «Причитаниях Северного края». Действительно, указаниями на разные функциональные зоны жилища дело не ограничивается – в текстах плачей детально представлена внешняя и внутренняя «архитектура» крестьянского дома. Упоминаются: окно / окошко / окошечко // милое, косевчатое, переднее, середнее / околенко // стекольчато / околенка // туманная, стекольчата (часто окон три) (53) и элементы оконного комплекса: липинка8 (3), стекло // хрустальное (4); дверь // дубовая / двери // дубовые / дверенька (25) и элементы дверного комплекса: пята ‘гнездо в дверном косяке, где крепится дверь’ (И на пяту двери дубовы отворялися [13. С. 362]) (7), петелки // железные / пятелки // булатние (2), пятнички9 // булатные (1), порог // грановитый (3), липинка ‘дверной косяк’ // кленовая (1), стоечки10 // дубовые (1), тяга ‘дверная ручка’ // луженая, железная (2), заложечки // железные (2); печь / печка / печенька // кирпичная (11) и элементы печного комплекса: шесточек ‘шесток, площадка перед устьем русской печи’ // муравленый / ошесточек // окладний / ошёсточек // стряпливый / осошек // стряпливый, домовитый / осошточек // укладний (7); полы / полы-мосты // дубовые / пол // дубовый (18) и его «составные части» – перекладинки // дубовые, кленовые (16); стена / стенушка // личёвая (= лицевая) (6), на которой висят иконы (И воротиться же невольной красной девушке / И от стенушки теперь да от личёвой, / И от иконы Пресвятой да Богородицы [13. С. 428]); занавес(ь) ‘занавеска, отделяющая женскую часть избы’// ситцевая / занавесочки // ситцёвы / утыла-завеска / затула-завеска // синя (20) и ее элементы: петелки // шелковые (2), грядочка ‘жердь, перекладина, укрепленная горизонтально для подвешивания занавеси’ // кленовая, луженая (5) (Призадерну, дочь-невольнича, / Я утылу эту завеску, / Я по грядочке кленовоей / Я по петелкам шелковыим! [13. С. 478]). Кроме того, речь идет о статичных (не перемещаемых) приспособлениях для хранения вещей – о стопочках // точеных (6), ту же функцию выполняет гвоздь (2) (И со гвоздя да берет шляпоньку пуховую, / И он со стопочки ведь плёточку шелковую [13. С. 412]).
8. Ср. олон., карел., влг., арх. ли́пина ‘дверной или оконный косяк’ [16. Т. 17. С. 54].

9. Ср. влг., карел., новг. пятни́к ‘дверная петля’ [16. Т. 33. С. 230].

10. Ср. арх., влг., карел. сто́йка ‘брус оконной или дверной рамы’ [16. Т. 41. С. 183].
12 Описывается мебель и убранство крестьянской избы: лавка / лавочка // брусова(я), бела(я), дверная (30); стол // дубовый (73) со скатертями // браными, шитобраными / скатерётками // однозубыми / скатерёточками // тонкими белыми (6); стул // кленовой / стульице // кленовое (12); кроватка / кроваточка // тесовая (18) с постелюшкой (3), зголовьем / зголовьицем // крутым, складним (9), периной / перинушкой // пуховой, мягкой (17), одеялышком // соболиным (2); упоминается также рукомойник (1) и подарок жениха – ковер // модный московский, новгородский (2). Говорится об иконах и образах (5), а также о горящих у икон свещах // воску ярова, Божиих (8).
13 Мир свадебных причитаний – это мир «предметный». Невеста окружена вещами – и повседневными, и такими, которые квалифицируются как предметы роскоши, и активно ими пользуется. Среди первых выделяется группа инструментов специфически женского труда – рукоделия (рукодельица // девочьего – 6, щепетеньица11 // девочьего, мелкого, шелкового, славного – 5): став / станушечка ‘ткацкий стан’ (2), веретёночко // золочёное (1), прялочка (1), пялки / пялышки // точёные (4), иголочка // тамбурняя12 (1). Неоднократно в текстах плачей описываются прядимые сидимые беседушки, где вечерами собираются девушки – прядиюшки // зимние (1), ткиюшки // дорогие угловые, умильны (2), швиюшки // вёшны хитромудры (1). Невеста в плачах вышивает (5), кроит (1), обшивает (2), прядет (1), строчит (1) и т. п.
11. Ср. влг. щепотиньице ‘вышивание по канве’ [15. С. 575].

12. Ср. сев., карел. та́мбу́рка ‘специальная игла с крючком для вышивания тамбурным швом’ [16. Т. 43. С. 256].
14 Отдельное внимание в свадебных причитаниях уделяется хозяйственной утвари, причем роскошной. Так, наряду с единичными упоминаниями «разрозненных» бытовых предметов (подсвечник // золоченый – 1, клеточка (для птицы) – 2)13 функционирует и обширная тематическая группа наименований посуды, в том числе такой, какая не могла водиться в крестьянском обиходе середины XIX в.14 В текстах находим следующие названия: блюдо (1), поднос // лужёный, золочёный / поднощичко (11), тарелочки / торелочки // камфоровы (3), чашечки // золочёны чайны / чашеньки // осиновы (3), стакан (2), чара / чарочка // винна(я), зелена вина (17), рюмочки // хрустальные (2), ложечки // красные / ложки // ольховые (6), вилки // золочёные (1), ножички // булатны (1), самовары // шумячие, золочёны(е) (4).
13. Симптоматично, что «функциональной» утвари в мире невесты места отводится очень немного: единственный раз упоминается ведерочко // дубовое для ношения воды.

14. См. комплементарное описание сервировки стола: И поросставлены столы у ней дубовыи, / И порозостланы ведь скатерти-то браныи, / И пороскладены торелочки камфоровы, / И по рукам да еще красны столько ложечки, / И по тарелочкам булатны разны ножички, / И все положены ведь вилки золочёныи! [13. С. 440].
15 Обозначения разных предметов сервировки, снабженные комплементарными фольклорными эпитетами, возникают в причитаниях при описании застолий, случающихся на разных этапах свадебного обряда, – изобильных, богатых пиршеств (пированьиц – 12), вновь, разумеется, невозможных или маловероятных в действительности. Изображение застолий сопровождается перечнями названий блюд и напитков: напиточки // хмельны(е), разные (3), упиваньице // милое медвяно (1), питья / питьица // медвяны(е) (9), вино // зелено, разливно (16), воточка (
15.  Пищевому коду в похоронных причитаниях Русского Севера посвящены работы М.Д. Алексеевского [2; 3].
16 Вещный мир, окружающий невесту, – это не только собственность и достояние всей ее семьи (как в случае с интерьерами жилища, посудой и едой за столом), но и материальные ценности, актуальные в период сватовства, – личное приданое невесты (которое хранится в коробеечке / коробейчанке // окованой – 5, ларце / ларчах // окованыих – 8 с замочком // щелко(а)турныим – 4 и ключами // золочёными – 1), и подарки, получаемые от жениха. Тема материальных ценностей, которыми обмениваются семьи молодоженов в ходе свадебного обряда, – ключевая для свадебных причитаний. Размер и стоимость этих «капиталов», разумеется, сильно преувеличиваются – вполне в русле фольклорной традиции. В плачах активно обсуждается состоятельность жениха: в качестве главного достоинства признается его зажиточность16, а в качестве одного из самых существенных недостатков называется бедность: И как у этого блада сына отечского / И домишечко его да все неражей, / И житьишечко у их да некорыстное; / И разрешетились новы сени решётчаты, / И подшиблося крылечико перёное, / И надломилися сосновы перекладинки, / И подогнулися дубовыи мостиночки; / И скрозь тынишка воробьишка пролетают, / И во большом углу ведь гнёздышка свивают / И там выводят оны малых своих детушек! / И всё страшит меня, невольну красну девушку: / И как у этого остудника-чужанина / И во конюшеньке ведь нет да коня доброго, / И во хлевы да ведь скота нету рогатого, / И нету на поли стогов да перегодныих, / И нет засыпано засёков хлеба Божьего; / И на ногах нету козловых сапожёночков, / И зимней порой никакой нету шубеночки! […] И хотя хвастает остудник-блад отечской сын, / И он своей да золотой казной бессчётной, / И просказали люди добрыи, пробаяли: / Хотя ж добры его кони – нанятыи, / И золота казна его да занятая, / И цветно платье на себе, да все чужое! [13. С. 288–289]. В последних строчках приведенного фрагмента плача названы три главных знака благосостояния – золотая казна, конь и цветно платье: каждому из них в причитаниях уделяется много внимания.
16. Ср. обширное словообразовательное гнездо, единицы которого используются в том числе для оценки благосостояния жениха и его семьи: богатеть, богатина, богатство, богатый, богачество, небогатый.
17 Так, красной нитью сквозь тексты плачей проходит тема денег – мы встречаем здесь следующие наименования: казна // золота(я), бессчётная, счётная, занятая (22), деньги // медные (2), злато-серебро (2), золото // красное (6), серебро // чистое, славное (5), медь (1); названия денежных номиналов: рубль (4), алтын (1), полтина (3), гривна // медная (4), грош (1); обозначения денежных сумм: сто (рублей) (6), пятьсот рублей (1), цела тысяща / тысяца (8), миллион (1). Возникают прилагательные, содержащие оценку стоимости объектов: рублёвый // свеча, конюшки (2), сторублёвый // конь, сбруя (5), грошовый / не грошовый // пряничек, санишечка, волюшка (7), дорогой // лист бумаги гербовой, алы ленточки, золотая косоплёточка, часторыбий гребешок, перья, сёмженка, цена, воля (> 200)17, бесценный18 // воля / цены нет // волюшка, русая косынька (53), дешевая / не дешевая // девушка (5). Фольклорная гиперболизация проявляется, кроме прочего, в указаниях на избыточные меры объема (количества) денег и материальных ресурсов, ср. контексты: И скажут, медь гребет остудничек лопатама, / И серебро мерят остудничек малёнкама, / И уж он золото остудничек — четверкама! [13. С. 361]; И вы торгуете девочьей русой косынькой! / И, видно, с тысяцких да брали вы по тысяще, / И со блада сына вы взяли миллионама [13. С. 300] и т. п.
17. Установить точное число употреблений лексемы дорогой в значении ‘имеющий высокую материальную ценность’ затруднительно, поскольку это слово – один из постоянных эпитетов к существительному воля – имеет «плавающую» положительную семантику.

18. Бесценный, как и дорогой, является постоянным эпитетом к существительному воля и также имеет плавающую положительную семантику.
18 Часто упоминается такой показатель зажиточности, как хороший дорогой конь: конь / конюшко / конишечко / конь-лошадь // добрый, вороной, борзый, скороборзой, иноходный, сторублёвый (39), лошадушка // ступистая (15). Встречаются названия частей тела коня: копыто // лошадиное (7); элементов конской упряжи: седёлышко // черкасское (2), потяг19 // лошадиный (2), сбруя // лошадиная, чесмяная, золочёная, сторублёвая, недержанна (7), колокольчики / колокольча // звон-унылы, унылые, питенбур(г)скии (10), плеть / плеточка // шелкова(я) (8); разновидностей ездового транспорта: сани / санки / саночки / санишки / санишечка // дубовые, самокатные, новы, новогородскии, корельские (26), в том числе ритуального свадебного: поезд / поездишечко // княженецкий (14). Описывается также сценарий езды: ископыть // лошадиная, кониная (4), пыль // лошадиная (2) (И вижу-смичу ж, дочь-невольница, / Во косевчато окошечко, / Во роздолье во чисто поле: / И со пути ж нынь со дороженьки, / И стает пыль да лошадиная, / Ископыть летит кониная, / И едут братьица родимыи [13. С. 426]), набег // лошадиный (4), звон // колокольный (2). Особая активность образа коня и сценария езды в свадебных плачах – это не только результат влияния общефольклорной традиции, где конь является постоянным атрибутом добра молодца (в нашем случае – жениха), но и отражение внефольклорной действительности – с одной стороны, бытовых практик (в которых ездовой конь, а тем более тройка, – это действительно показатель статуса и роскоши), с другой стороны – практик обрядовых (ср. участие упряжки в приезде сватов, свадебный поезд и пр.).
19. Ср. твер., влг., сев.-двин. потя́г ‘чересседельник’ [16. Т. 30. С. 325].
19 Еще один знак состоятельности – разнообразная и богатая одежда и обувь, в первую очередь принадлежащая невесте (в том числе в качестве приданого), но также жениху и членам семей молодоженов. В свадебных плачах лексика, называющая предметы гардероба, особенно многочисленна: платье / платьице // цветно(е), бурлацкое, девочье, гулярное, снарядное (32), покрутушка ‘одежда, наряд’ // любимая, девочья, снарядная, гулярная, христовская (8), снаряда ‘одежда, наряд’ (1), портище / портищечко20 // цветное (3), одёженко // нехорошее (1); душегреечка // гулевой парчи (2), тулуп // славный, одинцовый (2), кафтанишко / кафтанишечко // стозаплатней (3), шубонька // соболья, соболиная, кунья, соболья-кунья, соболина-кунья, кунья-соболиная / шубеночка // зимняя (13); сарафан // рострубистый, славный (4), парчовничек21 (1); рубашечка // тонка белая, тонкобелая / рубахушка // белая (9), сорочка / сорочечка // тонка белая, тонкобелая, бесёдна (16); поясок // шелков (2); веревка // липовая / веревченка (2) (И подпоясанось детинушко веревченкой [13. С. 456]); рукавичи / рукавички // бараньи / рукавиченко (3), чулочки / чулочики // вязёные, бумажные, шелковые (17), опорченка / порченко / портянки ‘опорки’ (4); кушак / кушачок // шелковый (2), косыночка // шелковая, розова(я) (6), платок / платочек / платочик // левантеровой, тальянский (9), шапка / шапочка // новомодная / шапченко // долгоухая (5), шляпка / шляпонька // пуховая (6); башмачки / башмачики // козловые, сафьянные, черные (26), сапожки / сапоженки / сапоженьки / сапоженочки // козловые (6), лаптишка / лаптишечка (2), чёботы // черны (1). Упоминаются также отдельные конструктивные элементы предметов гардероба: подол / подольчик (2), рукавчик (1), запесье ‘манжет’ (1), борочек22 (1), поволока23 // гарнитурова (2), каблучок (2), гвозди // щулкатурные (1) (И ты сафьянным башмачком станешь постукивать, / И щулкатурныма гвоздяма в пол пощалкивать [13. С. 421]), подвязточки ‘подвязки, шнурки’ // шелковыи (1), шов (1) (И по швам цветное портище росшивалося [13. С. 475]). Говорится о тканых и наставленных украшениях на одежде – об узорах // хитромудрыих, славных, разноличныих / узорцах / узорчиках (6) и строчечках (1), изборочках ‘складках, рюшах, воланах’ // частыих (2). Важной характеристикой одежды является то, что она модная, новомодная (7).
20. Ср. фольк. олон. порти́шечко ‘женское нарядное платье’ [16. Т. 30. С. 93].

21. Ср. без указ. м. парчо́вник ‘старинная парчовая одежда’ [16. Т. 25. С. 249].

22. Ср. влг., сев.-двин. боро́к ‘ворот рубашки’ [16. Т. 3. С. 114].

23. Ср. арх., новг., олон., сев.-двин., перм. поволо́ка ‘матерчатый верх шубы, пальто и т. п.’, олон. поволо́ка гальнетурова ‘верх шубы из штофа’ [16. Т. 27. С. 256–257].
20 Одежда в «Причитаниях» так же гиперболизированно роскошна, как и другие виды собственности семей молодоженов: она украшена жемчугом, вышита золотом и серебром, ее покрывают сложные узоры. Один из способов подчеркнуть «статусность» предметов гардероба – указание на дорогую или редкую ткань или материал, из которого они изготовлены. Чаще всего встречаются упоминания шелка: ср., кроме уже приведенных шелковых чулочков, кушака, косыночки, подвязточек, пояса, еще шелковые ленточки, шелковое щепетеньице, петелки шелковые, шелка ша(е)махинские и пр. (всего 31 употребление прилагательного шелковый и три употребления существительного шелк). В текстах находим также бархат // красный (1), парчу // гулевую (душегреечка гулевой парчи, а также парчовничек) (4), штоф (а также штофничек ‘изделие из штофа’) (7), сафьян (сафьянный башмачок) (1), гарнитур (< гродетур ‘плотная шелковая ткань’) (поволока гарнитурова) (2), левантин ‘шелковая ткань’ (платочки левантеровы) (8), камку // заморскую, кружевчатую (2), китаечку // ярославскую (1), ситец // новомодный (ситцевая занавесь) (6), сукно // хорошее питенбурское, одинцовое24 (4), бумагу (
24. Ср. олон., беломор. одинцовое сукно ‘чистошерстяное сукно’, ‘тонкое, лощеное сукно’, ‘темно-зеленое сукно’, одинцовый тулуп ‘тулуп, крытый сукном’ [16. Т. 23. С. 32–33].

25. Ср. олон., беломор., влг. однозу́бина ‘вид домотканого полотна – грубый холст из толстой пряжи в одну нить’ [16. Т. 23. С. 40].
21 Обозначить дороговизну предмета гардероба или ткани можно и другим способом – указав на их экзотичность с помощью эпитета, имеющего оттопонимическое происхождение: ср. шелк шамахинский (
26. Ср. в «Причитаниях Северного края» и другие словосочетания, созданные в рамках этой модели и имеющие обобщенную положительную семантику: румяна каргапольские, белила каргапольские, мылья вытегорские, мылья питенбургские, зеркало новогородское, ковры московские, ковер новогородский, железо вытегорское, саночки новгородские, колокольча питенбургскии. О семантике и прагматике сочетаний с топонимическим компонентом в сборнике Барсова подробно см. [9].
22 Еще одна предметная сфера – на сей раз исключительно женская, – с которой тесно взаимодействует невеста (получает в подарок от жениха, в качестве приданого от родителей) и которая не может быть квалифицирована иначе как предметы роскоши, – это украшения и ювелирные изделия: покрасушка ‘украшения’ // девочья (1), жемчуг / жемчужек / жемчужок // скатный, скачён, перебранный / жемчужинка // скачёная дорогая (24), золото // красное (6), серебро // чистое (4), камешек // самоцветный (3), кольчо / колечко // витое, золоченое (2), перстень // бриллиантовый, золотой, златой / перстни-жуковье / перстни-жуковенье27 (9) со спаями (3) (И по спаям перстни-жуковье роспаялися, / И золоты перстни по полу роскатилися! [13. С. 319]), серёжки // бриллиантовы (1), монищечко (
27. Ср. новг., арх., олон., новг. жуко́ви́на ‘драгоценный камень или стекло в кольце, перстне; кольцо, перстень с камнем’ [16. Т. 9. С. 224].

28. Ср. действия невесты с волосами: зачесать / учесать / учёсывать // головушку (11), изнавесить // косу (1), уплести / уплетать / уплётывать // косу (7), убирать в ленточки // косу (5), ликоватися ‘миловаться’ // с косой (1) и т.п.

29. Ср. олон., сев. подве́сточка ‘матерчатая полоса, вышитая бисером или вытканная из разноцветной шерсти (украшалась бахромой, бусинами и т.п.), которая вплеталась в косу’ [16. Т. 27. С. 354].

30. Ср. диал. косоплё́тка ‘лента, полоска материв, шнурок, вплетаемые в косу’ [16. Т. 15. С. 67].
23 Специфически женскими предметами, которые упоминаются в сборнике Барсова, являются также косметика и инструменты для ухода за собой: белила / билила / белила-румяна // каргопольские / румяна // алые (10), мылья // питенбурскии, вытегорские / мылье // вытегорское (6), умываньица // белые (1)31, гребешек / гребешёк // часторыбе(и)й, частый рыбий, мелкой, дорогой, с Новагорода (9), зеркало // новогородское / зеркала // хрустальные (2).
31. Невеста в причитаниях румянится (2), набиливается-нарумянивается (1), но чаще всего – умывается // белёшенько, бело (17), умывается-улаживается (3), умывает // бело личушко (13), намывается // добела (2).
24 В заключение отмечу интересную деталь: симптоматично, что материальные ценности не только влияют на отношения невесты с женихом и «конструируют» пространство, окружающее девушку, но даже обусловливают ее физический облик – так называемая карта тела невесты (совокупность названий частей тела этого персонажа, упоминаемых в плачах) весьма скудна (представляет собой фольклорное «общее место») и включает преимущественно указания на такие части тела, которые девушка украшает:
25 голова / головушка // буйная, непоклонная, бладая, девочья, бажёная ‘любимая’, подневольная, победная (98) (И на головушку жемчужную подвесточку [13. С. 338]), коса / косушка / косын(ь)ка // руса(я), девочья, мелкопрядна(я), мелкоруса(я), руса мелка, куболёна ‘лелеемая’, дорогая (75) (И навяжу да в косу русую алых этых ленточек [13. С. 315]), прядка / прядочка (2) (И прядка к прядочке русой косы не ладится [13. С. 297]), волос (2);
26 лице / личё / личико / личко / личушко // белое, блеклое (73) (И ты бы белого лича не умывала, / И ты бы цветного ведь платья не держала, / И добела б лича, лебедушко, не билила, / И ты бы алыма румян да не румянила [13. С. 304]);
27 грудь // белая / груди // белые (а также грудистый) (4) (И по белой груди платочки левантеровы [13. С. 338]), плечи / плечика / плечушки // девочьи, узёшеньки, нежны, томны(е), дрочёные (а также плечистый) (22) (И я оденуся во цветное во платьице, / И я по плечушкам – соболью себи шубоньку [13. С. 324]), шея (1);
28 рука / рученька // правая, левая / руки / ручки / ручушки / рученьки // белы(е), девочьи, тонёшеньки, бессчастны, печальны (115) (И столько брал да тут остудник-блад отечской сын, / И он за правую ж меня да ручку белую; / И по спаям теперь перстни да роспаялися [13. С. 474]), пальца ‘пальцы’ (1), персты (1) (И на перстах моих перстни не бриллиантовы, / И на руках да ведь пальца не золочёныи [13. С. 359]), ноги / ноженьки // резвы, девочьи, томные (24) (И я обую теперь резвыи свои ноженьки / И во башмачики ведь я да во козловыи / И во чулочики ведь я да во бумажныи! [13. С. 324]).
29 Исключений в этом списке «украшаемых» частей тела всего несколько: это «эмоциональные» органы – утробушка // зяблая, бессчастная (5) и сердечко / сердечушко // ретливое, бедное, победное (76) (хотя встречаем: И круг сердечка кушаки да все шелковыи [13. С. 451]) и физиологические «подробности» лица: очи / очушки // ясны(е), девочьи, печальные, несчастны, победны (49), глаза (12) (ср., впрочем: И от хрустальныих зеркал да глаза косятся [13. С. 373]), кровь ‘румянец’ (1) (И в белом личе моя кровь да розыгралася [13. С. 469]), синь // под очами (4) (И измой синь да ты, девича, с-под ясных очей [13. С. 364]).
30 ***
31 Читатель мог убедиться, насколько значим «материальный контекст» для той жанровой проекции картины мира, с которой мы имеем дело в свадебных причитаниях: названия материальных объектов многочисленны (часто они возникают в текстах в виде списков, перечней) и разнообразны, а кроме того, в большинстве случаев сопровождаются идеализирующими эпитетами. Это способствует созданию образа действительности беззаботной, роскошной, изобильной; сконструированный подобным образом мир утопичен и замечательно воплощает черты прелиминальной ситуации.
32 Кроме того, внимательность к материальному окружению свидетельствует о сохранении в свадебных причитаниях самых архаичных представлений о сути и смысле союза мужчины и женщины: это взаимообмен материальными ресурсами, их преумножение, «мультипликация», это изобилие и избыточность, обеспечивающие витальную силу семьи и рода. Именно в получении и преумножении ресурсов и заключается смысл того ритуального перехода между жизненными циклами, который совершает невеста, – и это значимая для данного персонажа мотивация: несмотря на постулируемые страдания по поводу расставания с девичеством (главная интенция свадебной ламентации), невеста внимательно оценивает состоятельность жениха и его семьи, предлагаемые ими подарки – критерий богатства принимающей семьи является ключевым для принятия решения о замужестве. Учитывая тот факт, что девичество также описывается в «материальных терминах» (отчий дом невесты – это сумма окружающих ее и дорогих ей предметов), можно говорить, что, по большому счету, лиминальный переход невесты – это в том числе перемещение из одного «мира вещей» в другой «мир вещей», атрибутируемое вещами же – символами свадебного обряда. Эта прагматичная «подложка» свадьбы несколько смягчает ламентационный накал страстей и размывает жесткую оппозицию прелиминальной и постлиминальной ситуаций (т. е. противостояния между «своим» и «чужим» миром): обрядовый переход невесты – символический, и он не идентичен тому, что происходит с рекрутом или семьей покойника, попадающих в безусловное негативные, самые «черные» обстоятельства, свершающиеся независимо от воли их участников32.
32. Об этом же свидетельствует количество словообразовательных каритивов (слов с приставкой и предлогом без) в разных томах «Причитаний Северного края»: в похоронно-поминальных плачах их 310, в рекрутских – 727, в свадебных – 154 (подробнее см. [17]).

References

1. Agreneva-Slavianskaia O.Kh. Opisanije russkoi krest’ianskoi svad’by s tekstom i pesniami: obriadovymi, golosil’nymi, prichital’nymi i zavyval’nymi. Zapisany ot I. A. Fedosovoi, krest’ianki Olonetskoi gub., i ot nishchei Ul’iany iz Petrozavodska (Vol. 1–3). Moscow, Tip. A.A. Levensona Publ., 1887. (In Russ.)

2. Aleksejevskii M.D. Zastol’je v obriadakh i obriadovom fol’klore Russkogo Severa XIX–XX vv.: Na materiale pokhoronno-pominal’nykh obriadov i prichitanii. (Diss. Kand. Filol. nauk). Moscow, 2005, 193 p. (In Russ.)

3. Aleksejevskii M D. «Pit’jitsa medvianyje» i «jestvushki sakharnije»: pishchevoi kod pokhoronnykh prichitanii Russkogo Severa. Slavianskaia traditsionnaia kul’tura i sovremennyi mir, 2007, vol. 10, pp. 234–255. (In Russ.)

4. Baiburin A.K. Zhilishche v obriadakh i predstavleniiakh vostochnykh slavian. Leningrad, Nauka Publ., 1983, 188 p. (In Russ.)

5. Dom w języku i kulturze, ed. Sawicka G. Szczecin, 1997, 440 p. (In Pol.)

6. Gura A.V. Brak i svad’ba v slavianskoi narodnoi kul’ture: Semantika i simvolika. Moscow, Indrik Publ., 2012, 936 p. (In Russ.)

7. Il’jina Iu.N. Kontseptualizatsiia smerti v severnorusskikh pokhoronno-pominal’nykh prichitaniiakh (glagoly s obshchim znachenijem ‘umeret’’). Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiia. Iskusstvovedenije. 2007, vol. 16, no. 20 (98), p. 63–69. (In Russ.)

8. Il’jina Iu.N. Severnorusskije pokhoronno-pominal’nyje prichitaniia: lingvokognitivnyi aspekt (Diss. Kand. Filol. nauk). Sankt Petersburg, 2008, 255 p. (In Russ.)

9. Il’jina Iu.N. Sredstva eksplikatsii kliuchevogo poniatiia ‘smert’’ v severnorusskikh pokhoronnykh prichitaniiakh. Dukhovnaia kul’tura finno-ugorskikh narodov Rossii : materialy Vseros. nauch. konf. k 80-letiiu A. K. Mikusheva (Syktyvkar, 1–3 noiabria 2006 g.). Syktyvkar, Kola Publ., 2007, pp. 49–52. (In Russ.)

10. Iugai Je.F. Chelobitnaia na tot svet: vologodskije prichitaniia v XX veke. Moscow, Indrik Publ., 2019, 528 p. (In Russ.)

11. Krivoshchapova Iu.A. Toponimy v severnorusskikh svadebnykh prichitaniiakh. Uchenyje zapiski Petrozavodskogo gosudarstvennogo universiteta. 2018, no. 6 (175), pp. 104–108. (In Russ.)

12. Nevskaia L.G. Balto-slavianskoje prichitanije: rekonstruktsiia semanticheskoi struktury. Moscow, Nauka Publ., 1993, 239 p. (In Russ.)

13. Nevskaia L.G. Kontsept «gost’» v kontekste perekhodnykh obriadov. Iz rabot moskovskogo semioticheskogo kruga. Moscow, IARK Publ., 1997, pp. 442–454. (In Russ.)

14. Nikitina S.Je., Kukushkina Je.Iu. Dom v svadebnykh prichitaniiakh i dukhovnykh stikhakh (opyt tezaurusnogo opisaniia). Moscow, IIAz RAN Publ., 2000, 216 p. (In Russ.)

15. Prichitan’ia Severnogo kraia, sobrannyje Je. V. Barsovym. Vol. 2: Rekrutskije i soldatskije prichitan’ia. Svadebnyje prichitan’ia, eds. Chistova B.Je., Chistov K.V. Sankt Petersburg, Nauka Publ., 1997, 656 p. (In Russ.)

16. Rakhimova E.G. Izobrazhenije «zhilishcha» pokoinogo v karel’skikh i russkikh plachakh. Slavianskaia traditsionnaia kul’tura i sovremennyi mir. 2005, vol. 7, pp. 109–119. (In Russ.)

17. Slovar’ oblastnogo vologodskogo narechiia. Po rukopisi P.A. Dilaktorskogo 1902 g., eds. Levichkin A.I., Myznikov S.A. Sankt Petersburg, Nauka Publ., 2006, 677 p. (In Russ.)

18. Slovar’ russkikh narodnykh govorov. eds. Filin F.P., Sorokoletov F.P., Myznikov S.A. Moscow; Leningrad; Sankt Petersburg, Nauka Publ., 1965–, vol. 1–. (In Russ.)

19. Surikova O.D. Arkhaichnaia sotsial’naia leksika v «Prichitaniiakh Severnogo kraia» Je. V. Barsova. Izvestiia Ural’skogo federal’nogo universiteta. Ser. 2. Gumanitarnyje nauki. 2019, vol. 21, no. 2 (187), pp. 227–240. (In Russ.)

20. Surikova O.D. K izucheniiu iazykovogo mira russkikh prichitanii: kategoriia «lishitel’nosti» i jeje voploshchenije v tekste. Antropologicheskii forum. 2016, no. 28, pp. 287–298. (In Russ.)

21. Surikova O.D. Onomastikon «Prichitanii Severnogo kraia» Je.V. Barsova. Voprosy onomastiki. 2020, vol. 17, no. 3, pp. 104–155. (In Russ.)

22. Tolstaia S.M. Smert’ i toska v severnorusskikh prichitaniiakh. In print.

23. Tolstaia S.M. Motiv rasstavaniia s volei (krasotoi) v svadebnykh prichitaniiakh Russkogo Severa. Tolstaia S.M. Obraz mira v tekste i rituale. Moscow, Russkii fond sodeistviia obrazovaniiu i nauke Publ., 2015, pp. 271–277. (In Russ.)

24. Tuulikki A.E.P. Kontseptualizatsiia emotsii v severnorusskikh rekrutskikh prichitaniiakh XIX veka (na materiale plachei, zapisannykh ot Iriny Fedosovoi). Graduate essay. Universitet Vostochnoi Finliandii. 2012, 139 p. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate