Везде
Zmiya skorpiya in the Russian North Handwritten Charms Tradition
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Zmiya skorpiya in the Russian North Handwritten Charms Tradition
Annotation
PII
S0869544X0023261-0-1
DOI
10.31857/S0869544X0023261-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
T. Agapina 
Occupation: Leading Researcher
Affiliation: Institute of Slavic studies RAS
Address: Moscow, Russia
Edition
Issue 6
Pages
53-65
Abstract

zmiya skorpiya cliche was practically not varied in the Russian North, since it turned out to be in demand by the handwritten tradition. These herdsman charms were read during the ritual, more often the herd was bypassed with them. The charms also were stored, inherited, bought, sold and copied, and they were almost not subjected to natural variation during oral existence, which led to their conservation and gradual distortion as they were repeatedly copied and as the tradition was destroyed. The cliche was also recorded in love, healing and military charms, but it did not develop in them due to the absence of motives associated with snakes in these charms. In addition, it was included in a number of handwritten prayers, which were widely distributed primarily in the Russian North (such as the Archangel Michael’s Prayer against the Snake, the St. Tryphon’s Incantation, etc.).

Keywords
charms, manuscripts, Russian North, herdsman charms, the Gospel of Luke, quotation, variation
Acknowledgment
This work was supported by the Russian Foundation for Basic Research (grant number 20-012-00117)
Received
24.11.2022
Date of publication
28.12.2022
Number of purchasers
6
Views
444
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
970 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2022
Services benefits
4365 RUB / 87.0 SU
1 В недавней статье мы с соавторами (Е.Л. Березович и О.Д. Суриковой) предприняли исследование имени Скоропея и его вариантов в восточнославянских заговорах от укуса змеи [1]. Одним из первых итогов нашей работы стало понимание того, что это имя собственное функционирует почти исключительно в составе заговоров от укуса змеи на обширных территориях, охватывающих западно- и южнорусские, восточнобелорусские и восточноукраинские регионы, и гораздо реже в других местах.
2 Пытаясь понять, откуда взялось у восточных славян слово Скоропея (в сочетании змея Скоропея) и близкие ей, мы обратили внимание на то, что в переводных и оригинальных русских письменных текстах регулярно фиксируется пара слов змия и скоропия (с вариантами), где скоропия/скорпия означало ядовитое насекомое, скорпиона1, и эти два слова выступают как своеобразный бином. Стало ясно, что первоисточником проникновения этого слова в фольклорную культуру был фрагмент Евангелия от Луки, в котором Иисус Христос объясняет апостолам, почему злые духи повинуются им, – потому что Он дал своим ученикам власть над злыми силами: «Се дахъ вамъ власть настѫпати на змиѩ и скорпиѩ и вьсѫ силѫ врагѹ» (Остромирово Евангелие. Л. 232)2; «Се даю вамъ власть настүпати на ѕмїа и на скорпіѧ, и на всю силү вражїю»3 (Геннадиевская Библия); «Се даю вамъ власть настүпати на ѕмїю и на скорпію, и на всю силү вражїю» (Острожская Библия, л. ч҃д)4 (Лк 10:19). Очевидно, что в этом контексте «змии и скорпионы» понимались символически как воплощение сил зла и дьявола.
1. Словарь русского языка XI–XVII вв. М.: Наука, 2000. Вып. 24. С. 247, 252; Вып. 25. С. 16.

2.  Остромирово Евангелие // Электронный ресурс: >>>> nlr. ru/ex_manus/Ostromir_Gospel/_Project/page_Manuscripts. php?&izo=B42EB88E-8BD8–44A1–9754–EF88B39E7CAC&nCodeList=461 Дата обращения: 15.01.2022.

3. Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 10-и т. М.: Издательский отдел Московского Патриархата, 1992. Т. 7: Господа нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки, Иоанна. С. 234–235.

4. Острожская Библия // Электронный ресурс: >>>> . Дата обращения: 15.01.2022.
3 Эти строки Евангелия от Луки входят в 51-е зачало (Возвращение 70 Апостолов и речь Господа по сему случаю) и читаются на литургии в дни святых апостолов, святых небесных бесплотных Сил и священномучеников, а также в субботу 27-й седмицы по Пятидесятнице. Тот же фрагмент вошел в Слово Григория Богослова на Святое Крещение: «и похож(д)у верхү ѕмїи и скорпїа, Тр(ои)цею ѡгражденъ», в Житие Иоанна Кладезника (под 11 апреля)5 и в другие тексты русской письменности XI–XVII вв.
5. Великие Минеи Четии, собр. Всерос. митр. Макарием / изд. >>>> . СПб.: Тип. имп. Академии наук, 1868. Т. 1. Сентябрь, дни 1–13. С. 231; М.: Синодальная типография, 1915. Апрель, дни 22–30. С. 251.
4 Мы предположили, что в основу многочисленных наименований (имен собственных) змей типа змея Скоропея и т.п. в восточнославянских заговорах от укуса лег именно бином змий и скорпий / змия и скорпия. При этом апеллятив «змея» обозначал класс животных, а непрозрачное и скорее всего непонятное носителю традиции «скоропия/скорпия» постепенно превратилось в имя собственное и стало в заговорах источником целой череды вариантов на территории названной выше зоны русско-белорусско-украинского Поднепровья.
5 Севернорусскую традицию в опубликованной работе мы затронули лишь вскользь, поскольку заговоры от укуса змей здесь распространены мало (а если они и есть, то представлены сюжетами, в которых имена собственные встречаются редко). В настоящей статье мне бы хотелось восполнить этот пробел, привлечь дополнительные материалы и установить, как именно ведет себя словосочетание змия и скорпия в севернорусской заговорной традиции.
6 На Русском Севере бином фиксируется в основном в рукописных пастушеских «отпусках» (отпуск, обход, огород, статья, стадная и др.). Отпуск – это севернорусский ритуал, состоящий из ряда магических действий и совершаемый пастухом при первом весеннем выгоне скота6. Цель ритуала – «оградить скот от нападения хищников, сделать так, чтобы животные не терялись во время пастьбы. Это тем более важно, что в качестве поскотины – пастбища – использовались леса […]7» [6. C. 232]. То же название носил пространный обережный рукописный текст, наличие которого у пастуха свидетельствовало о его высоком статусе и авторитете и считалось гарантией безопасного выпаса стада в течение сезона. Отпуски, или обходы, состояли из нескольких фрагментов (которые могли функционировать самостоятельно, в виде устных пастушеских заговоров). Среди списков отпусков были выявлены две основные редакции: Отпуск I (подробнее см. [2]) и Отпуск II (подробнее см. [4]); бином «змия и скорпия» упоминается в списках обеих, но более часто в списках Отпуска I.
6. Иногда такие действия производились загодя, не в день выгона скота, а в Чистый четверг, к которому были приурочены многочисленные профилактические практики (см., например: Русские заговоры из рукописных источников XVII – первой половины XIX в. / сост., подг. текстов, статьи и коммент. А.Л. Топоркова. М.: Индрик, 2010. С. 513–515, рукопись XVIII в.).

7. Здесь и далее курсив и отточия в цитатах мои. – Т. А.
7 Отдельные фрагменты отпуска, имевшие каждый свою закрепку в виде «аминя», содержали обращение к святым, просьбу защитить скотину от зверей и колдунов, окружить ее каменной стеной или железным тыном, сделать так, чтобы скотину не видели лесные звери. В отпуск входили также некоторые «инструкции» для стада, такие как пастись вместе, в определенных местах, вовремя возвращаться и слушаться пастуха [2. C. 156]. Некоторые из фрагментов отпуска и «инструкций» включали в свой состав перечень естественных природных недругов скотины, и прежде всего диких зверей, в ряду которых появлялся интересующий нас бином змия и скорпия, понимаемый, как и в молитве ап. Павла, буквально.
8 В моем распоряжении имеется 20 списков отпуска (и несколько оберегов, воспроизводящих отдельные его части), в которых не менее 65 раз упоминаются змия и скорпия / змия скорпия, причем, как уже говорилось, распределяется бином между текстами двух редакций крайне неравномерно. Показательно в этом отношении сравнение трех самых старых (из датированных) списков в коллекции: если в списке отпуска из Музейного собр. РГБ второй половины XVIII в.8 это словосочетание встречается 12 раз (Отпуск I), а в списке из северодвинской рукописи [2] конца XVIII – начала XIX в. (Отпуск I) – 16, то в списке Отпуска II конца XVIII в. – только два раза [4. C. 238, 239].
8. Русские заговоры из рукописных источников XVII – первой половины XIX в. С. 477.
9 Основной сюжетный контекст бинома – в рамках обращения к святым с просьбой поставить преграду или ограду, запереть ворота или просто укрыть скотину от диких зверей, в числе которых будут и змии скорпии (чтобы не ходила в мою поскотину никакая; заприте врата от; чтобы не бывать в моей поскотине никакой; чтобы мой скот казался пеньем и колодьем и каменем всякому зверю и т. д.). Вот пример такого типичного для бинома контекста: «Постави, Господи, около меня, раба Божия имярек, и около подскотины моея, и около скота моего, милово крестьянсково живота, и около всякие живущие доморощеные скотины и купленые, и около комолые и рохатые, и около быков холостых, и около быков порозов, и около малых телков и подтелков тын медян и железен и булатен, стену каменную со всех четырех сторон, от земли до неба, от востока и до запада, от лета и до сивера за тритцат(ь) за три версты и за тритца(ть) сажен в глубину в землю от чернаго зверя широколоба, от насылочнаго и от опрокидня, и от перехожево, и пакосника, и от волка рыскучево, и от волчицы, и от рыси, и росомаги,и от всякия змеи скорпи, и от всякаго злаго лихово человека […]»9.
9.  Русские заговоры из рукописных источников XVII – первой половины XIX в. С. 477.
10 Один раз мне встретилось упоминание «змии и скорпии» как ипостаси оборотня, наводящего страх на скотину: «Станет кто портить и урочить меня, раба Божия (имярек), всю мою любимую животину и всякую животину шерстию домошерстную, или зверя напущати, или зверем оборачиваться: волком рыскучим и волчицею, и широколапым медведем, и медведицею, и всякой змеею, и скорпиею, и обворотнем, перехожим пакостником, и ползухою, и всякой гадиною, тому бы человеку очи вон выворотило, язык бы вон вырвало […]»10.
10. Ребров В. Молитва скоту // Олонецкий сб. Петрозаводск: В губерн. тип., 1886. Вып. 2. Отд. II. C. 54.
11 За пределами отпусков, в пастушеских заговорах (устных и рукописных), наименование змия скорпия, по имеющимся сведениям, отмечается крайне редко, но зато в таких случаях сюжетный контекст может быть более разнообразным. Так, в рукописи из Сольвычегодского у. Вологодской губ. бином в составе пастушеского заговора, читаемого «от лесных зверей», входит в состав формулы невозможного: «И как тебе, лютому зверю медведю, волку и всякому зверю, змие, скорпие, с края на край земли не переходить и кругом моря с края, с края на край пены не пересмотреть, и в темном лесу древа не пересмотреть, [так] и не видать не в лугах, ни в лесу скота моего ни утром рано, ни вечером поздно, ни днем, ни ночью, ни на всякий час»11.
11. Ордин Н.Е. Заговоры, собранные в Сольвычегодском уезде // АРГО. Р. 7. Оп. 1. Ед. хр. 44. Л. 112.
12 Теперь несколько слов о ближайшем текстовом окружении бинома в списках отпусков. В большинстве случаев упоминанию змии скорпии предшествует, как я уже говорила, перечень диких зверей, довольно однотипный. Этот перечень естественных врагов (включающий чаще всего медведя, волка, рысь и росомаху, т.е. зверей, реально опасных для скотины в лесу), на мой взгляд, стал своеобразным триггером, который способствовал проникновению бинома в текст отпуска.
13 Входит в этот перечень также упоминание о людях, приносящих беду и причиняющих вред скотине, разного рода колдунах вроде насылочного опрокидня (насланного оборотня), перехожего пакостника (того, кто сбивает с пути, переходя дорогу): «[…] от черного зверя, от серого зверя, широколапого медведя и прокидня, насылочного пакостника, перехожего волка и волчихи, красной лисицы, черныя соболихи, от рыся и росомахи, и от всякой змеи и скорпии […]»12, а заключают его всякий злой и лихой человек (Отпуск I), всякий человек порчельник и пыточник (Отпуск II), всякие отпадшие силы (Отпуск II) и др. По общему смыслу эти наименования ассоциируются со всей силой вражьей, которая следует за змией и скорпией в цитате из Лк 10:19 («наступати на змию и скорпию и всю силу вражью»). Конечно, невозможно возводить наименования вроде всякого злого и лихого человека непосредственно к этой цитате, но некоторые фрагменты отпусков, использующие те же слова, что и в цитате – сила и вражий, с ней тем не менее перекликаются: «[…] помилуй меня […] и весь милый христианский благословенный живо рогатый скот […] от чернаго медведя, от медведицы и от лютой змеи Скоропия и от падежу, и от постреку, и от злого вражия навождения13; […] и от всякой змии скорпии, и от всякаго злаго и лихаго человека, пытощика и порчелника, от пострелу и падежу, и от поветрия, и от всякия отпадшия силы, и от вся[каго] дьяволскаго нечистаго духа […]» ([4. C. 238], конец XVIII в.; Архангельская губ. Пудожский у.)
12. Елпидинский С. Обход или спуск для скота // Олонецкие губернские ведомости. 1872. № 52. С. 586.

13. С. Е. Из народных суеверий в Шенкурском уезде Архангельской губ. // Изв. Архангельского о-ва изучения Русского Севера. 1911. № 7. С. 566.
14 В некоторых списках вслед за упоминанием бинома змия и скорпия перечень животных не прерывается, а продолжается за счет персонажей класса гадов (ср. ниже с заклинанием св. Трифона): «[…] всю мою животину, милой крестьянской живот, станет кто портить, и Михайла архангел со всею небесною силою сойдет и разошлет на все 4 стороны, велит тех перехожих пакостников и обворотнев, и всякого зверя, и всякого рыкучево, и волчицу, и широколапого медведя, и медведицу, и всякую змию скорпию, лягуху, и всякую гадину, мухи и другие, бить ангелам, архангелам 3-мя тысяч прутьями железными до скончания жизни […]»14 (Олонецкая губ.).
14. Ребров В. Молитва скоту. С. 52.
15 Пастушеские отпуски получили широкое распространение на севере Европейской России – в Архангельской, Олонецкой, Вологодской, Новгородской, Псковской и Костромской губерниях, однако, как полагали Бобров и Финченко, первоначальным ареалом их распространения были Олонецкая и Архангельская губернии, что подтверждается формированием основного лексического состава отпусков из диалектов этих регионов [2. C. 164]. Интересующее меня наименование змия и скорпия обнаруживается чаще именно в списках из Олонецкой и Архангельской губернии, с редкими «заходами» на соседние территории. Но чаще в списках отпусков XIX – начала ХХ в. с территорий Санкт-Петербургской, Новгородской и Вологодской губернии на месте словосочетания змия скорпия стоят иные, более понятные для носителей традиции: «[…] чтобы не видать бы меня… и стада моего… всякому гаду земному ползучему […]»15 (Псковская губ.); от всякаго змея летящаго и ползающаго16 (Вологодская губ.); от змеи и от всякого зверя17 (Новгородская губ.) и т.д.
15. Кедров Н. Народный взгляд на уход за рогатым скотом // Новгородский сб. Новгород: В тип. Сухова и Классона, 1865. Вып. 3. Oтд. 2. С. 27.

16. Вытегорский погост // Олонецкие губернские ведомости. Ч. неофиц. 1884. № 91. С. 909.

17. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. СПб.: Деловая полиграфия, 2009. Т. 7. Ч. 3. C. 452.
16 В более поздних списках ХХ в. (преимущественно 1920–1930-х годов) также можно наблюдать замену бинома змия и скорпия иными, семантически прозрачными характеристиками и описательными наименованиями: «[…] от поползучего гада18 (Прионежский р-н Респ. Карелия); […] от змии, от вредной ползучей гадины19 (Архангельская обл. Беломорский р-н); […] Отъ розсомахи рыскучiе и широколапыя и отъ всякаго змiя Летающаго, и отъ завистливаго, кудесника20 (Архангельская обл., Каргопольский р-н); […] Отъ Змiя ползающаго, и Отъ всякаго Гада, морскаго, Летающаго»21 (Архангельская обл., Каргопольский р-н).
18. Русские заговоры Карелии / сост., вступ. ст., примеч. Т.С. Курец. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 2000. № 423.

19.  Русские заговоры Карелии. № 416.

20. Знатки, колдуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере / предисловие, указатели, комментарии, карта: А.Б. Мороз, Н.В. Петров. М.: Форум-неолит, 2013. С. 334.

21.  Знатки, колдуны и чернокнижники. С. 330–331.
17 Хотелось бы остановиться еще на одном моменте. Довольно часто на месте змии скорпии в отпусках появляется сочетание змей скорпион, причем эта традиция идет с самых ранних списков первой четверти XVIII в. и вплоть до ХХ в.: «[…] охрани и загради с Сыном Своим и Богом нашим мой милой скот крестьянской живот от широколапого медведя, от пакостника волка, от лисицы рыскучей, от скорпиона, от змея, от подежа и всякаго рода разношерстных зверей и всякаго нечистого духа и всякаго пришельца»22 (перая четверть XVIII в.); «Сохрани, Господи, от зверей черных, бурых и серых, широколоба медведя и медведицы […] от змея скорпиона, от черныя змеи подколодныя, от пестрыя подколодныя, от пестрыя подкаменныя, от разнопятыя змеи подцветошныя, от ползучаго гада […]23; от волка и волчицы, от медведя и медведицы, от прокидня, от лисицы рыскучей, от всякого скорпиона, от пострела и падежу, от повитерья и всякого диавольского и нечистого духа»24 (Прионежский р-н Республика Карелия).
22. Книга лживаго суеверования. Написана в 1725 году с 7 по 29 июля // Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Фольклорный архив. Колл. 192. С. 237. № 1.

23. Дилакторский П.А. Пастушьи наговоры Кадниковского у. // Вологодские губернские ведомости. Ч. неофиц. 1891. № 5. С. 5.

24. Русские заговоры Карелии. № 422.
18 Замечу, что Словарь русского языка XI–XVII вв. слова скорпион не фиксирует (это значение передается словами скор(о)пий, скорпия), в Словаре же церковнославянского и русского языка 1847 г. оно имеет значение «ядовитое насекомое»25. По-видимому, XVIII век, которым датируются первые отпуски, можно также считать временем появления слова скорпион в языке русских рукописей.
25. Словарь церковнославянского и русского языка. СПб.: В Тип. имп. Академии наук, 1847. Т. 4. С. 137.
19 Таковы, на мой взгляд, ключевые аспекты бытования бинома змия скорпия в севернорусских пастушеских отпусках. Помимо них бином редко и, кажется, довольно случайно попадает в другие функциональные группы заговоров, также по преимуществу рукописных.
20 Прежде всего это любовные заговоры: в них змия скоропия (змий скоропий) предстает как зооморфный персонаж, своего рода инструмент любовной магии, с помощью которого можно иссушить сердце любимого и поселить в нем тоску: «На море окияне, на острове на Буяне лежит бел камень, на том белу каменю лежит бел заяц и к тому заицу приползают три змеискоропии, щиплют зайца за белое сердце. Как тому зайцу тошно, так бы было тошно рабе по мне, рабу Божию […]»26; «Пойду я (такой-то), не благословясь, не перекрестясь, из избы не дверьми, а в дымное окошко, со двора – в подворотницу, и выйду я на зеленыё луга и встану на запад лицём, на восток хребтом. Вижу: из востоцной стороны литит змий Скоропий, я и спрашиваю ево: – Куды жо ты, змий Скоропий, политев? – Я, – гыт, – политев за синиё моря, за дикие острова сушить и крушить земли подораной, травы подкошенной. Я помолюсь и покорюсь змию Скоропию: Полити, змий Скоропий, в экое-то семейство и вкоснись в душу красной девицы (такой-то), суши и круши сто семьдесят един сустав и сто семьдесят едину жилу, суши и круши ее ретивое сердцё, штобы она не могла не жить, не быть без меня (такого-то) […]»27 (Вологодская губ. Вельский у.); «Ползи, змея-скоропея, до рабы Божьей имярек, ужаль ее в ретивое сердце огненным жалом. Чтобы сердце ее заболело, огнем загорело […]»28 (Юж. Урал).
26. «Собрание нужнейших статей на всякую потребу» («Суеверная книжица» из Библиотеки Казанского университета) / подгот. Е.М. Смилянской // Отреченное чтение в России ХVII–XVIII веков. М.: Индрик, 2002. № 1728–10.

27. Шустиков А. А. Этнографические материалы из Тавреньги Вельского уезда // АРГО. Р. 7. Оп. 1. Ед. хр. 78. Л. 57об.–58.

28. Замкну замки замками: Заговорно-заклинательная поэзия Шадринского края / сост. В.Н. Бекетова, М.А. Колмогорцев. Шадринск: Исеть, 2001. С. 56.
21 Подобные примеры обнаруживаются в фольклорной традиции с XVIII в. и вплоть до поздних записей. Змея, истощающая сердце человека, – образ, довольно типичный для народной лирики и заговоров: вспомним, змею, сосущую или грызущую сердце; змею, лежащую под сердцем, и других, с той лишь разницей, что в приведенных выше примерах змея выступает как персонифицированная сущность – прежде всего благодаря аналогу имени собственного, функцию которого берет на себя второе слово бинома (скоропия, скоропий).
22 На Русский Север совсем в небольшом количестве проникали и заговоры от укуса змеи, основанные на мотиве мифологического центра, в котором находилась главная змея; к ней обращался потерпевший с просьбой о помощи: «На море на Окияне, на высоком на кургане, стоит дуб Маревской. Под тем дубом Маревским лежит руно, овечья шерсть – черная, серая, пестрая. Под тем руном лежит змея Скорпия, всем змеям царица»29 (рукопись из Вологодской губ.).
29. Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. (По старинным рукописям и современным записям) // Живая старина. 1907. Вып. 1. С. 63. № 80.
23 Последнее, о чем хотелось бы сказать несколько слов, – это варьирование исследуемого бинома в севернорусской заговорной традиции. Как было отмечено, в традиционных заговорах от укуса змеи, распространенных на территории русско-белорусско-украинского Поднепровья, «имя Скоропея в заговорных текстах обнаруживает широчайший диапазон варьирования – такой мощный, что некоторые обозначения змей, занимающие разные полюса шкалы вариантности, не имеют никаких формальных точек пересечения» [1. C. 312]. Однако в севернорусской традиции ситуация сложилась иначе.
24 Если присмотреться к приведенным выше переводам Евангелия от Луки, то видно, что даже в них имеются различия в написании бинома, хотя они и ограничиваются колебаниями в грамматическом роде (змия и скорпия, змий и скорпий); те же различия отражены в словаре XI–XVII вв. (скорпий, скоропий – скорпия, скоропия и др.). Немногим дальше этого ушла севернорусская заговорная традиция: здесь присутствуют исключительно формы жен. р.: зми(е)я (и) скорпия, преимущественно ед. ч., хотя встречается и мн. ч.: змии скорпии. Само же слово скорпия либо усекается за счет финали: змия скорпь, либо удлиняется за счет формы с проясненным редуцированным гласным: змия скоръпия, змия скоропия, змий скоропий. В поздних текстах 1920–1930-х годов бином змия скорпия, сохраняя свою позицию в перечне зверей и других врагов, искажается порой до неузнаваемости (скорп-, скорт-): «[…] насильный пакосник, волк и всякий зверь, и скортонь, и всякий злой лиходей […] от всякого черного зверя широколапого – медведя и медведицы […] от волка, рыскучей волчицы и росомахи, и всякого злого человека, от змеи-искорти, и чтобы они не входили в мою поскотину»30 (Архангельская обл. Беломорский р-н).
30. Русские заговоры Карелии. № 413.
25 Единственное семантическое варьирование, которое обнаруживается в севернорусских заговорах, обусловлено заменой корневого п на б в слове скорпия: «И вы запирайте и замыкайте тридевять булатныя ворота тредесятью булатными замками […] от чернаго, зверя широколапа, от насылнаго и опрокидна, и от перехожаго, и пакосника, и от волка рыскучаго, и от волчицы, и от всякия змии скорбии, и от всякаго злаго и лихаго человека […]» [2. C. 137].
26 В результате такой замены скорпия > скорбия, скорпь > скорбь. Этот вариант основан на народной этимологии, сближающей скорпия, скорпь со скорбь. Возможность такого сближения обусловлена, как мне видится, тем, что в русских заговорах слова на скорб- – скорбь: (о. -рус.), скорбость (вологод.), скорбень (олонец.), прискорбье, прискорбность (архангел.) ‘болезнь, тяжелый недуг’, а также скорбеть ‘болеть’ и скорбный (как эпитет болезней, например скорбный родимец) – самостоятельны, а также в составе биномов болезни скорби, боли скорби, (не) болеть (не) скорбеть, болести скорбости и других – являются одними из самых высокочастотных, и более всего это относится к севернорусским заговорам31.
31. Отметим, что это лексическое гнездо очень развито и в русских говорах (см.: Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф.П. Сороколетов. СПб.: Наука, 2004. Т. 38. С. 84–86).
27 Примеры внутритекстового сближения скорбия и скорбь довольно редки. В заговорах от грыжи, в которых широкое распространение получили мотивы поедания или загрызания грыжи каким-нибудь животным, в его роли может выступать змея скорбя, поедающая скорби: «Есть Святое море Окиян, посреде святаго моря лежит бел камень, из того белаго камени выходит лютая змея скорбя, приходит к рабу Божию (имярек), поедает и пожирает еретиковские помыслы и медвежью кровь, и икоту, и керкоту, грыжу и ломоту, порчу […]; лютая змея скорби ест […]»32 (Вологодская губ.).
32. Ордин Н Е. Заговоры, собранные в Сольвычегодском уезде. Л. 121.
28 Задумываясь над причинами такой ограниченности варьирования слова скорпия в составе бинома, можно с большой осторожностью предположить следующее. Утрачивая формальную разобщенность (союз и), бином змия скорпия, тем не менее, сохраняет в пастушеских отпусках обособленность обоих членов: змия остается апеллятивом, а скорпия – превращается не в имя собственное (как в заговорах от укуса змей), а в характеристическое определение и даже постоянный эпитет33. Напомню, что в отпусках животные в перечнях, как правила, снабжены постоянными эпитетами: медведь широколапый, волк рыскучий… змея скорпия.
33. Чисто гипотетически можно предположить, что в качестве определения скорпия реализует присущее этому слову в церковнославянском, древнерусском и старорусском значение ‘ядовитый’, ср. ст.-рус. скорпий вместе с вариантными формами (скорпия, скърпии, скоропия, скоропий, скоръпий, скоръпия и др.) имеет значение ‘ядовитое паукообразное насекомое, скорпион’ (Словарь русского языка XI–XVII вв. Т. 24. С. 247, 252; Т. 25. С. 16).
29 В севернорусской рукописной традиции известны примеры переноса цитаты из Евангелия от Луки в другие тексты, преимущественно молитвенного характера. Например, в старообрядческой рукописи (скорее всего из Костромы) цитата вошла в 90-й псалом «Живыи в помощи»: «Господи, силою честнаго и животворящаго Креста твоего огражденіемъ спаси и сохрани, наступати на змія и скорпія, на аспида и василиска наступити и попереши льва лютаго и змія дракона […]»34.
34. Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. 1908. Вып. 2. С. 50. № 51.
30 Очевидно, что эти строки начинаются с краткого варианта молитвы Честному Кресту (также искаженного): «Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящаго Твоего Креста, и сохрани мя от всякаго зла», после чего в псалом включается цитата из Евангелия от Луки, «подходящая» по смыслу к последующему перечню зверей, имеющемуся в 90-м псалме («на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змія», Пс. 90:13).
31 Бином змия и скорпия встречаем также в заклинании святого мученика Трифона – переводной молитве, имевшей греческий оригинал и получившей широкое распространение в южнославянской и русской книжности (о ней см. [3]). Заклинание св. Трифона вошло в русский требник как часть «Чина, бываемого на нивах, или винограде, или вертограде, аще случится вредитися от гадов, или иных видов». Заклинание открывается длинным перечнем гадов, насекомых и других вредителей, от которых исполнение этого чина призвано было уберечь поля, сады и виноградники: «Заклинаю вас, многовиднии зверие, червие, гусеницы, хрущи и прузи, мыши, щуры и критицы, и различныя роды мух, и мушиц, и молий, и мравий, овадов же и ос, и многоножиц, и многообразныя роды ползающих по земли животных, и летающих птиц, вред и тщету нивам, виноградом, садом же и вертоградом наносящыя, богом отцем безначальным, и Сыном его собезначальным и единосущным, и духом его пресвятым, отцу и Сыну единосущным, и животворящим»35 (передано гражданским шрифтом).
35. Требник в двух частях. Репринтное изд. М.: Синод. тип., 1916. С. 706–707.
32 Заклинание св. Трифона можно встретить в севернорусских рукописях, в частности в рукописи первой четверти XVIII в., озаглавленной «Книжка лживаго суеверования». В ней в состав одного отпуска входят и традиционный отпуск, и заклинание св. Трифона, причем оба текста частично пересекаются. С одной стороны, текст пастушеского отпуска пополняется за счет перечня насекомых, заимствованного из заклинания св. Трифона: «И всякаго зверя, медведя, медведицы, волка, волчицы от лисицы рыскучей. От скорпиона и гада, и червя, и мухи, и ужа, и зной, и вод, и вар, и безгодныя ветры, вред носящия, отмени от сего стада коровья»36.
36. Книга лживаго суеверования. С. 240. № 2.
33 С другой – в самом заклинании св. Трифона перечень вредителей дополняется дикими зверями из текста отпуска; появляется в заклинании и скорпион: «Заклинаю вас, многовиднии зверие: широколапый медведь и широколапая медведица, пакосник волк и волчица, рыскучая лиса, скорпион, гадие, черви и многообразнии роди ползающих по земле животных, вред и тщу стадом сим коровом»37.
37. Книга лживаго суеверования. С. 241.
34 Более регулярным было вхождение бинома змия и скорпия в древнеславянскую врачевальную молитву от укуса змей (молитву апостола Павла от змей), списки которой известны по материалам южнославянских и древнерусских сборников XIV–XVIII вв., а также более позднего времени.
35 В молитве апостола Павла рассказывается о юноше Савле (он же Павел), уверовавшем во Христа и вместе со своими спутниками плывущем по морю, попавшем на остров, где он собирает хворост, из которого выползает змея и жалит его; он сбрасывает змею в костер и остается жив. Далее в молитве рассказывается сон: к Павлу приходит архангел Михаил и дает ему книгу, которая придаст Павлу и другим страждущим силу не бояться укусов змей; кроме того, в молитве содержится перечень названий змей. Согласно исследованию молитвы апостола Павла от укуса змей, предложенному А.И. Яцимирским (см. [7. C. 70–90]), упоминание змия и скорпия (в составе точной цитаты из Евангелия от Луки) встречается только во второй ее подгруппе, к которой Яцимирский отнес три списка. Это список «в» (Казан. дух. акад., № 703, XV в., фрагмент опубликован [7. C. 81]), список «д» (СПб. Дух. акад., Соф., № 836, считается самым ранним русским вариантом молитвы, конец XV – начало XVI в.; опубликован38) и, наконец, список «с» (сообщ. А. Павловым, XVII в., опубликован39). М.Д. Каган-Тарковская, исследовавшая молитву, прямо назвала этот вариант «русским» [5. C. 288]: сочетание змия и скорпия в других группах этой молитвы, как заметил Яцимирский, не встречается, а кроме того, оно является оригинальным, а не переводным.
38. Алмазов А. И. Врачевальные молитвы: К материалам и исследованиям по истории рукописного Требника. Одесса: «Экономическая» тип., 1900. C. 122–123, № 21.

39. Памятники отреченной русской литературы / собраны и изданы Н. Тихонравовым. М.: В университетской тип., 1863. Т. 2. C. 354–355; Ветухов А.В. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова. (Из истории мысли.) // Русский филологический вестник. 1907. Т. 58. C. 80–81.
36 В молитвах этой группы цитируется упомянутый выше фрагмент Евангелия от Луки – с той лишь разницей, что в молитве ап. Павла змея понимается не как дьявол, а вполне буквально – как реальная змея: «Заклинаю вас […] ползающих по земли, именем Господа нашего Исуса Христа, сотворшаго небо и землю, море и небесной престол Его неподвижимый, и отрясаю болезнь и угрызения во огненную реку, исходящию от подножия Господа нашего Исуса Христа и множества ради светых апостал его, приимших власть от него наступати на змию скоропию, и на все силы вражие […]» (список конца XVII – начала XVIII в. из Библиотеки В.И. Вернадского, Киев)40.
40. Русские заговоры из рукописных источников XVII – первой половины XIX в. C. 367; коммент.; C. 413–415.
37 Три обнаруженных Яцимирским списка «русской» редакции молитвы я могу дополнить еще несколькими, ср. в них тот же фрагмент: «наступати на змия, и на скорпия, и на всю силу вражию»41 (XVII в.); «наступати на змiю и скорпiю и на всю силу вражiю»42 (Белозерский край); «наступати на змия и скорпия и на всякую силу вражию»43 (Олонецкая губ.). Как можно видеть, списки этой молитвы с интересующим меня фрагментом обнаруживались не только в рукописях XV–XVII вв., но также в рукописной заговорной традиции Русского Севера и северо-запада вплоть до начала ХХ в. Те же слова встречаются еще в одной врачевальной молитве, читаемой «аще уяст человека змия или бешен пес» (по рукописи Соловецкой библиотеки нач. XVI в.)44.
41. Лахтин М.Ю. Старинные памятники медицинской письменности. М.: Печ. А. Снегиревой, 1911. № 270.

42. Шереметев П. Зимняя поездка в Белозерский край. М.: Синод. тип., 1902. C. 45.

43. Лосев С.А. Маленькая находка // Олонецкие губ. вед. Ч. неофиц. 1906. № 90. С. 3.

44. Порфирьев И.Я. Апокрифические молитвы по рукописям Соловецкой библиотеки // Труды Четвертого археологического съезда. Казань: Тип. имп. университета, 1891. Т. 2, 3-я паг. С. 22.
38 ***
39 Я считаю, что источником бинома змия и скорпия в восточнославянских заговорах и рукописных молитвах стала цитата из Евангелия от Луки, воспринятая, скорее всего, через богослужебные тексты, круг домашнего чтения и т.д. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что бином (как устойчивая единица поэтического языка заговоров) фиксируется на значительной части территории Восточной Славии, за исключением западных ее регионов.
40 В дальнейшем развитие бинома змия и скорпия в восточнославянских заговорах шло двумя путями.
41 На обширной территории русско-белорусско-украинского пограничья бином змия и скорпия попал в орбиту восточнославянских заговоров от укуса змеи и подвергся трансформации в соответствии с функцией заговора и сильной ономастической инерцией мотива мифологического центра, в котором находятся море Океан, остров Буян, камень Алатырь, древо Карколист и многие другие объекты, маркированные именами собственными. Именно данный мотив составляет сюжетную основу большинства заговоров от укуса змеи на этих восточнославянских территориях. Как результат, бином, состоявший из двух апеллятивов (змия и скорпия), превратился в сочетание апеллятива змея и имени собственного Скорпия, Скоропея, Шкурапея, Шкурная, Шкарлупина и т. д., которое, как уже не раз говорилось, подверглось широчайшему варьированию.
42 Совсем иначе складывалась ситуация на Русском Севере. Понятые буквально слова змия и скорпия вписались в текст пастушеского отпуска, заняв место в ряду наименований других диких зверей, от которых отпуск должен был уберечь скотину, таких как медведь, волк, рысь, росомаха и т. п. Именно органичность бинома содержанию пастушеских отпусков позволила ему надежно закрепиться в текстах этой функциональной направленности и удержаться в них в течение длительного времени – с XVIII и вплоть до начала ХХ в. Важно также, что бином встречается в обеих редакциях именно на территории формирования отпусков (Олонецкая и Архангельская губ.), что, скорее всего, указывает на его изначальную принадлежность этой группе рукописных текстов.
43 В любовных и лечебных севернорусских заговорах бином змия скорпия не получил столь же регулярного применения (поскольку в них, в свою очередь, практически не нашлось места упоминанию о змеях). Что же касается заговоров от укуса змей, то они на Русском Севере фиксировались нечасто; известные же здесь заговоры были основаны не на мотиве мифологического центра с его выраженной ономастической инерцией, а на совсем иных мотивах. Поэтому хотя бином змия и скорпия иногда и встречается в севернорусских заговорах от змей, но он совсем в них не варьирует.
44 Другим не менее значимым фактором сохранения бинома змия и скорпия в севернорусских заговорах в своем первоначальном виде стало то обстоятельство, что на Русском Севере бином оказался востребован именно рукописной традицией. Как известно, отпуски иногда читали в ходе ритуала, чаще же с ними обходили стадо, а также хранили, передавали по наследству, покупали, продавали и переписывали; при этом тексты отпусков почти не подвергались естественному варьированию в ходе устного бытования, что приводило к их консервации, но они постепенно искажались по мере многократного копирования и разрушения традиции.
45 В результате распространения бинома змия и скорпия в севернорусской рукописной традиции он приобрел характер устойчивого клише, которое легко внедрялось в разные тексты, где шла речь о ползающих гадах, вне зависимости от того, было это включение постоянным и многократным (как в русской версии молитвы ап. Павла от змей или в пастушеских отпусках) или окказиональным и единичным, как в народных версиях 90-го псалма или заклинания св. Трифона.

References

1. Agapkina T.A., Berezovich Je.L., Surikova O.D. Imena zmei v vostochnoslavianskikh zagovorakh: Skoropeia. Slavianskije arkhaicheskije arealy v prostranstve Jevropy, Moscow, Indrik Publ., 2021, vyp. 2, pp. 305–348. (In Russ.)

2. Bobrov A.G., Finchenko A.Je. Rukopisnyi otpusk v pastusheskoi obriadnosti Russkogo Severa (konets XVIII – nachalo KHKH v.). Russkii Sever. Problemy etnokul’turnoi istorii, etnografii, fol’kloristiki, Leningrad, Nauka Publ., 1986, pp. 135–164. (In Russ.)

3. Dimitrova M. Molitvite na sv. Trifon v trebnik № 167 ot Hilendarskiia manastir. Starobŭlgarska literature, 2013, kn. 48, pp. 328–351. (In Bulg.)

4. Iatsimirskii A.I. K istorii lozhnykh molitv v iuzhnoslavianskoi pis’mennosti. Izvestiia Otdeleniia russkogo iazyka i slovesnosti, 1913, vol. 13, kn. 3, pp. 1–102. (In Russ.)

5. Il’jina T.S., Ippolitova A.B. Vodlozerskii pastusheskii otpusk kontsa XVIII v. iz ekspeditsionnykh materialov N.N. Kharuzina. Il’jinskii Vodlozerskii pogost: materialy nauch. konf. «Vodlozerskije chteniia: Il’jinskii pogost» (6–10 avg. 2007 g.), ed. A.V. Pigin, Petrozavodsk, PetrGU Publ., 2009, pp. 197–245. (In Russ.)

6. Kagan-Tarkovskaia M.D. Drevnerusskije vracheval’nyje molitvy ot ukusa zmei. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury, SPb., Nauka Publ., 1993, vol. 46, pp. 287–293. (In Russ.)

7. Moroz A.B. Severnorusskije pastusheskije otpuska i magiia pervogo vygona skota u slavian. Vostochnoslavianskii etnolingvisticheskii sbornik. M., Indrik Publ., 2001, pp. 232–258. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate