«Bulgarian Impressions» by A.T. Averchenko in the Сontext of the Historical Epoch
Table of contents
Share
QR
Metrics
«Bulgarian Impressions» by A.T. Averchenko in the Сontext of the Historical Epoch
Annotation
PII
S0869544X0028747-4-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
N. Gusev 
Occupation: senior research fellow, Department of the History of Slavic Peoples during the World Wars
Affiliation: Institute of Slavic Studies RAS
Address: Moscow, Leninsky Prospct, 32A, Moscow, Russia, 119991
Edition
Pages
74-87
Abstract

The article is devoted to a previously unpublished feuilleton by A.T. Averchenko about Bulgaria. The author reconstructs the situation in the country at the time of the writer's arrival, restores the details of the satirist's stay in the Bulgarian capital, which allows recreating the atmosphere unfriendly towards Russian refugees. The picture designed in the feuilleton is compared with the realities of Bulgaria, it is concluded that Averchenko followed stereotypes that had a basis, but were quite well-known in newspapers. The country appears in a negative light, hostile to Russian emigrants. At the same time, they were present in Averchenko's earlier work, and Russian travelers and emigrants who visited Bulgaria before and after him used a certain set of symbols when describing the country. The country appears in a negative light, hostile to Russian emigrants due to the ingrained symbols of Bulgaria chosen by the satirist. At the end of the article, based on the preserved manuscript, the text of the feuilleton is published in Russian for the first time.

Keywords
Averchenko, Nest of migratory birds, Bulgaria, Russian emigration, satire, semiotics, sterotypes.
Acknowledgment
The research was carried out at the expense of a grant from the Russian Science Foundation № 22-18-00365 «Semiotic Models in the Cross-Cultural Space: Balcano-Balto-Slavica», https://rscf.ru/project/22-18-00365/
Received
22.11.2023
Date of publication
10.04.2024
Number of purchasers
3
Views
330
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Additional services for all issues for 2023
1 Биографию Аркадия Аверченко сложно назвать изученной в мельчайших деталях – обращение к ней далеко не столь популярно, сколь в случае с его знаменитыми современниками, работавшими в «серьезном» жанре. Возможно, причина тому именно в пренебрежительном отношении к культуре смеховой, королем которой именовали Аверченко еще при жизни. Антибольшевистская позиция сатирика также обусловила фактический запрет на упоминание его в СССР, и в последние десятилетия только начинается исследование жизни и творчества писателя [Богданова 2000; Левицкий 1999; Миленко, Хлебина 2013]. В итоге лакун в биографии и работ, единожды опубликованных в газетах, а затем забытых, немало. Особенно в той части наследия сатирика, которая выходила в годы Гражданской войны и эмиграции. Частично их попытались заполнить А.Е. Хлебина и В.Д. Миленко, издав фельетоны Аверченко из газет эмигрантских, чехословацких, а также выходивших на территории, контролируемой Добровольческой армией [Аверченко 2011]. Однако остаются произведения, на русском языке никогда не публиковавшиеся. К таким относятся «Болгарские впечатления» 1922 г.
2 Наиболее активный исследователь биографии Аверченко В.Д. Миленко упомянула их в одной из работ 2018 г., но продемонстрировала знакомство с текстом лишь по переводу в сербской газете «Политика» (это и есть, собственно, единственная публикация фельетона), назвав его по-сербски: «Текст фельетона “Утисци из Бугарске”, хотя и неизвестного пока научному сообществу, приводить не станем» [Миленко 2018, 81]. Оставляя в стороне вопрос о том, сколь целесообразно издавать А.Т. Аверченко в переводе В.Д. Миленко с сербского1, отмечу, что с рукописью оригинала была знакома Л.А. Спиридонова и почти за 20 лет до этого в монографии привела несколько цитат, ссылаясь на материалы из архива писателя. На основании текста фельетона она попыталась объяснить причины непродолжительности пребывания писателя в Болгарии [Спиридонова 1999, 107], что, на мой взгляд, в данном случае не очень продуктивно, поскольку ситуация, в которой он появился, далеко не столь очевидна, как писали биографы сатирика. И этот фельетон в полной мере подтверждает слова Б.М. Гаспарова о том, что текст «вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечение обстоятельств, при которых и в связи с которыми он был создан и воспринят» [Гаспаров 1993, 275].
1. Приведенные В.Д. Миленко несколько строк ощутимо отличаются от оригинала.
3 Болгарский период Аверченко весьма краток – всего около месяца, к тому же неплодотворен – лишь два произведения о стране. Потому особого внимания исследователей он не привлекал. К весне 1922 г., как справедливо заметила Л.А. Спиридонова, «для писателя, как и для многих русских изгнанников, закончился первый период эмигрантской жизни, и шумный Константинополь, где “можно было сойти с ума даже при полном отсутствии его”, перестал устраивать Аверченко» [Спиридонова 1999, 106]. В.Д. Миленко и А.Е. Хлебина, утверждали, что выяснить, «собирался ли писатель “осесть” в Софии или рассматривал ее в качестве начального пункта гастрольного тура», сложно [Миленко, Хлебина 2013, 321]. В действительности Аверченко не собирался надолго оставаться в Болгарии, она должна была стать лишь первым пунктом его турне по Балканам и Центральной Европе, объявленном информационным агентством «Русспресс» [Левицкий 1999, 95]. Железнодорожный путь из Константинополя в Центральную Европу совпадал с планом гастролей сатирика по Балканам – София, Белград и Загреб.
4 Судя по фельетону «Великое переселение народов», Аверченко, как и многие эмигранты в Константинополе, имел поверхностное представление о Болгарии. Однако изначально на перспективы соплеменников в данном государстве он смотрел с оптимизмом: «Это ничего, что страна маленькая, зато сердце у нее великое. Душа гостеприимная. Вижу отсюда, что пригреет Болгария, по мере возможности, и Громыкина, и Самыкина, и Зуева, и Заворуева». Правда, из этих слов становится ясно, что сатирик представлял Болгарию лишь понаслышке, опираясь на дореволюционную риторику о единой славянской душе, славянском братстве, подобно русским славянофилам не представляя глубины различий внутри славянства.
5 15 апреля 1922 г., в субботу накануне Пасхи, Аверченко прибыл в Софию. Как сообщила болгарская газета «Утро», он «на пути в Берлин даст всего два представления», 19 и 20 апреля в театре «Ренессанс». «В первый вечер программы будут рассказы Аверченко “Ростовские стенания”, “Махновцы”, “Участок”, “Одесситы в Москве” и многие другие пьесы его сочинения: “Товарищ”, “Четверо”, “Флирт Розенберга”, “Старики”. Во второй вечер помимо чтения своих рассказов Аверченко примет участие как актер в своих пьесах “Макс”, “Птичья головка”, “Приглашение в концерт”», – оповещало издание2. Необходимо сказать несколько слов о самом театре. Он был основан в 1919 г. болгарским актером К. Сарафовым, регулярно предоставлял площадку для гастролирующих артистов. На его сцене выступали многие известные русские эмигранты, однако там можно было увидеть и шоу «восьми гномов, лилипутов, везде вызвавших интерес»3. Таким образом, об особом внимании к выступлениям Аверченко в Софии или вызванном ими фуроре говорить не приходится.
2. Утро. 1922. 16 IV. Курсивом выделены названия произведений, которые не удалось соотнести с известными произведениями, потому они приведены в дословном переводе с болгарского языка.

3. Утро. 1922. 2 V.
6 Уже 16 апреля эмигрантская газета «Русское дело» опубликовала фельетон Аверченко «Обед», затем в этом издании вышли «Скорая помощь» и «Бумеранг» [Петкова 2003, 405–406]. 18 апреля писатель посетил редакцию газеты демократической партии «Пряпорец» и передал произведение «Красная Фемида»4, на следующий день в переводе вышедшее на первой странице газеты5.
4. Пряпорец. 1922. 18 IV.

5. Там же. 19 IV. Примечательно, что некоторой цветовой перекличкой стала статья «Оранжевая Фемида», опубликованная 21 апреля также на первой странице. Но в ней речь уже шла о злоупотреблениях правящей партии, символом которой был именно оранжевый цвет.
7 Не совсем очевидно, когда приехала в Софию созданная Аверченко труппа «Гнездо перелетных птиц». В.Д. Миленко и А.Е. Хлебина, не указывая источников, написали, что «15 апреля 1922 года на перрон Центрального вокзала вышли Аверченко, Свободин и десять артистов “Гнезда перелетных птиц”» [Миленко, Хлебина 2013, 321]. Однако «Пряпорец» об их приезде сообщил лишь 21 апреля6, в описаниях представлений 19 и 20 апреля фигурировал помимо Аверченко лишь сотрудник «Гнезда» В.П. Свободин7. 23 же апреля, по словам «Пряпорца» и «Утра», в «Ренессансе» Аверченко выступал уже с «Гнездом перелетных птиц»8, а 25 апреля состоялся «второй гастроль» коллектива9. Как видим, вопреки звучавшим ранее утверждениям, концертная деятельность Аверченко не ограничилась двумя вечерами 19 и 20 апреля. Помимо названных представлений 23 и 25 апреля в «Ренессансе» прошел концерт 3 мая, а несколькими днями ранее – в г. Пловдив10. О дальнейших выступлениях в Болгарии информации найти не удалось, однако Аверченко еще некоторое время оставался в стране.
6. Там же. 21 IV.

7. Там же. 19 IV.

8. Там же. 21 IV.; Утро. 1922. 23 IV.

9. Там же. 24 IV.

10. Там же. 3 V.
8 Еще 30 апреля чешские газеты сообщили о скором приезде Аверченко в Прагу, 6 мая правительство Чехословакии выдало ему разрешение на въезд в страну [Спиридонова 1999, 106–107; Миленко, Хлебина 2013, 321–323]. И тем не менее, по неизвестным причинам, сразу же Болгарию он не покинул. По словам Д.А. Левицкого, точное время отъезда Аверченко и его труппы из Софии не известно, «известно лишь, что их приезд в Белград ожидался 17 или 18 мая 1922 года» [Левицкий 1999, 96]. Однако можно констатировать, что выезд состоялся позднее. 23 мая «Пряпорец» сообщил о полученном за день до того письме от Аверченко, в котором он поблагодарил за теплый прием и известил, что покидает пределы Болгарии11. По информации сербской газеты «Време», сатирик 22 мая 1922 г. уже прибыл в Белград и остановился в отеле «Астория» [Миленко 2018, 79]. Вероятно, оба издания опубликовали достоверную информацию – расписание «Восточного экспресса» позволяло днем выехать из Софии и поздно вечером прибыть в Белград.
11. Там же. 23 V.
9 Говоря об отъезде Аверченко из Болгарии, исследователи, словно забывая об объявленном гастрольном туре, сходятся во мнении, что причиной его была политика правительства Болгарского земледельческого народного союза (БЗНС) во главе с А. Стамболийским, которое, по утверждению Л.А. Спиридоновой, «не жаловало русских эмигрантов» [Спиридонова 1999, 107]. По словам Д.А. Левицкого, «по-видимому, Аверченко имел в виду пробыть в Софии более продолжительное время», но его нахождение в стране совпало «с какими-то очередными мерами правительства Стамболийского, направленными против антибольшевистских элементов и, в частности, против русских беженцев» [Левицкий 1999, 95–96]. Согласны с ними были А.Е. Хлебина и В.Д. Миленко, опираясь уже на строки из автобиографии самого Аверченко: «Прожил я там две недели – и снова длинная волосатая лапа Ленина-Троцкого появилась надо мной, лапа, услужливо поддерживаемая Стамболийским». Правда, и с оговоркой, что сатирик должен был уже понять ограниченность литературного рынка страны и бесперспективность своего пребывания в ней [Миленко, Хлебина 2013, 322]. В другой работе они даже уточнили, в чем проявились гонения на русских беженцев, впрочем, с ошибками12. Для того, чтобы объяснить данные слова Аверченко, необходимо сделать небольшой исторический экскурс.
12. Так, по словам Миленко и Хлебиной, «солдат отправляют на работы в горное производство, на строительство дорог» [Аверченко 2011, 422]. Однако чины врангелевской армии с разрешения начальства по собственному желанию в поисках заработка устраивались на шахты, сельскохозяйственные и дорожные работы
10 В 1920 г. Русская армия под руководством П.Н. Врангеля, не в силах сдержать наступление Красной армии, эвакуировалась из Крыма, значительная доля ее была размещена близ Константинополя. В следующем году началась перевозка отдельных подразделений армии и размещение их в Болгарии. Правительство Стамболийского было заинтересовано в этом, поскольку опасалось усилившейся активности агентов коммунистов внутри Болгарии и успехов Коминтерна в соседних странах [Спасов 1999, 84]. Согласно наложенным на Болгарию ограничениям по итогам Первой мировой войны, она могла обладать лишь весьма ограниченным воинским контингентом, и размещенные около 15 тыс. солдат и офицеров Русской армии превышали численность болгарской втрое. Это стало определенной гарантией от возможного коммунистического переворота. Однако постепенно отношения между правительством и врангелевцами начали портиться.
11 На фоне отдельных конфликтов между русскими и болгарами на бытовой почве, активизировали деятельность болгарские коммунисты. В марте они провели масштабные манифестации против присутствия Русской армии, выступили с пламенной речью в Народном собрании. Обстановка постепенно накалялась, и 26 марта 1922 г. последовало постановление болгарского МВД об экстренных мерах – расформировании и разоружении врангелевской армии. В документе подчеркивалось, что никаких привилегий для русских беженцев быть не может, и они подобно всем иностранцам должны подчиняться болгарским законам [Кёсева 2008, 58–59]. Это было только начало антироссийской кампании.
12 «Братушки сразу точно с цепи сорвались», – записал в дневнике один из эмигрантов13. «Большая часть болгарской печати занялась травлей нашей армии, всюду руководят московские деньги и чекисты», – зафиксировал другой14. Массовая кампания велась в первую очередь против армии. Большевики опасались ее как возможной силы вторжения в границы советского государства, а Стамболийский боялся, что врангелевцы войдут в соглашение с буржуазными партиями и устроят вооруженный переворот. Однако в результате истерии, устроенной в прессе, враждебность стала проявляться ко всем эмигрантам. Как вспоминал один из офицеров, даже крестьяне, «относясь сначала приветливо к каждому русскому, начали после всего этого подозрительно посматривать на беженцев»15. Произошло несколько нападений на русских солдат и офицеров, они стали ходить группами, стараясь не возвращаться домой в одиночку16.
13. Раевский Н.А., 182.

14. Левитов М., 326.

15. ГАРФ. Ф. Р5881. Оп. 2. Ед. хр. 434. Л. 21.

16. Там же. Л. 21об.
13 Антиврангелевские ноты Украинской советской республики и РСФСР, обращенные к властям Болгарии, последовавшая встреча болгарских и советских представителей на Генуэзской конференции вывели антирусскую кампанию на новый уровень. 6 мая был арестован глава врангелевской контрразведки Самохвалов, среди его документов обнаружили подробные сведения о географии, транспорте, демографии Болгарии. Эти материалы объявили доказательством подготовки переворота в стране. В прессе усилилась антиэмигрантская истерия, беженцев стали арестовывать и даже готовить к экстернированию в Россию. Генералов, стоявших во главе размещенных в Болгарии частей русской армии, выслали за пределы страны, казармы подверглись обыскам [Спасов 1999, 129–134]. Через несколько месяцев антирусская кампания пошла на спад, в том числе и потому, что у Стамболийского испортились отношения с коммунистами, а летом 1923 г. он был свергнут. Правда, русская армия в вооруженном перевороте участия не принимала.
14 Таким образом, приезд Аверченко действительно совпал с гонениями на русских беженцев, организованными правительством. Можно задаться вопросом, если бы сатирик, приехав ранее, успел обжиться, или прибыл осенью 1923 г., когда правительство демонстрировало дружелюбное отношение к русским, то воспринял бы он Болгарию иначе и пожелал остаться в ней? Думаю, это маловероятно. Сама по себе Болгария не привлекала русских писателей, и уже ознакомившиеся с местными реалиями эмигранты наверняка обрисовали ему возможные перспективы. Е.Н. Чириков в 1921 г. писал А.И. Куприну, что в стране «невозможно заработать литературой», и в 1922 г. вместе с семьей перебрался в Прагу [Косик 2008, 122]. Редкий русский литератор, сумевший устроиться в Болгарии, – А.М. Федоров. Однако стоит учитывать, что он женился на местной жительнице, его произведения активно переводил покровительствовавший ему писатель Ст. Чилингиров, да и основным источником его дохода было преподавание в софийской гимназии [Там же, 117–118]. Если взглянуть на биографии болгарских литераторов того времени, то можно увидеть, что все они преподавали, работали чиновниками или сотрудниками библиотек либо же занимались журналистикой.
15 Впрочем, даже если Аверченко не пугала перспектива напряженного труда, к которому он привык, то особых доходов все равно ждать не стоило из-за незначительной численности и бедности русской аудитории. В общем, мир русской эмиграции в Болгарии был мал для русского «короля смеха». В переводах же он заведомо выглядел слабее, поскольку терялось его тонкое чувство слова, и значительно отличались традиции юмора. Как справедливо заметила литературовед Н.Ю. Желтова, «Аверченко, как и многие его коллеги […] был “очень русским писателем” и юмор был “очень русский”, направленный на постижение особенностей русской жизни» [Желтова 2013, 206]. Болгарская сатира же высмеивала собственные типажи и собственные ситуации, ярким примером чего является цикл произведений А. Константинова «Бай Ганю»17. Да и традиционная для русской сатиры тактика использования намеков, недосказанности вряд ли могла привлечь публику, привыкшую читать в болгарских газетах как политических конкурентов именовали в лучшем случае убогими дураками и правительственными подстилками [Илчев 2005, 277].
17. См., например [Българската критика, 1970].
16 Таким образом, не «длинная волосатая лапа Ленина-Троцкого» определила отъезд Аверченко из Болгарии. В конце концов, и в расположенном к русским Белграде, куда эта «лапа» не могла дотянуться, сатирик тоже не пожелал остаться.
17 Тем не менее, отношение Аверченко к Болгарии было явно негативным. Свое восприятие страны он изобразил при помощи нескольких стереотипных символов Болгарии, доведенных им до гротескной формы.
18 Описывая парадоксально отстраненное отношение народа к выбранному самим же правительству и снятие с себя ответственности за действия руководства Болгарии, Аверченко обратился к извечным представлениям российских славянофилов о том, что болгары всегда являлись сплошь сторонниками России, и лишь их политические элиты препятствовали сближению стран [Гусев 2020а, 461–466]. Впрочем, в те годы желание возложить вину за союз с Германией во время Первой мировой войны на предыдущих руководителей являлось едва ли не государственной линией пропаганды, поскольку потерпевшие поражение в войне, в том числе и Болгария, подверглись серьезным экономическим и политическим санкциям и всеми силами стремились к пересмотру условий Версальской системы договоров. Потому у сатирика имелась благодатная почва, позволявшая без больших приукрас воплотить стереотип о лукавстве болгар.
19 Немало русских путешественников в конце XIX – начале ХХ в. указывали на политиканство в Болгарии и обвиняли ее элиты в коррумпированности [Гусев 2020b, 259–263]. Аверченко это изобразил в виде чрезмерного количества министров, стремящихся к личному обогащению. Однако здесь вымысел частично соотносился с реальностью, и авторская гипербола оправдана. Министров было действительно много. По моим подсчетам, с начала ХХ в. и до приезда сатирика в Болгарию в различных министерских креслах побывали 84 человека, многие из них по несколько раз. Стремление болгарской политической элиты к обогащению считалось также очевидным. Впрочем, символ достатка, к которому, по словам Аверченко, стремились министры («вилла на Ривьере или дача в Швейцарии»), не соответствовал болгарским реалиям – вкусы политиков были далеки от такой изысканности. Вымыслом являются и частые посадки министров за воровство. В Болгарии больше министров убили на улице, чем отправили в тюрьму на реальные сроки. Несмотря на общеизвестность проступков, редкостью являлось наказание за них. А затем, случалось, помилованные монархом министры возвращались на свои посты. Так что за воровство должностные лица предшественников не сажали. Однако после Первой мировой войны часть бывших руководителей действительно оказалась под судом. Но в вину им ставились не экономические проступки, а втягивание страны в войну.
20 Примечательно описание агитации министром, где скорее речь идет все же о депутате. Жажда власти любой ценой воплотилась в заведомо бессмысленных и неисполнимых обещаниях электорату. Беззастенчивый популизм при выступлении в провинции тогда являлся нормой. Но приведенный диалог кандидата и электората был, видимо, какой-то расхожей шуткой или реальным случаем, который Аверченко действительно рассказали его знакомые, поскольку аналогичный разговор, хотя и более красочный, зафиксирован в воспоминаниях современника18.
18. Видный болгарский политик Н. Мушанов вспоминил историю про своего однопартийца: «Такев обещал, что построит дороги, мосты, школы, больницы и т.п. Он где-то говорил: “Мы вам построим мост”. Ему возражали: “У нас нет реки”. Он отвечал: “И реку вам проведем”. Сказал: “Мы построим вам школы”. Ему возразили: “У нас нет детей”. Он ответил: “И детей вам сделаем”» (Мушанов Н., 613).
21 Рассказ об общении с чиновником символизирует государственный произвол. Уж кому, казалось бы, как не выходцу из Российской империи воспринимать волокиту и самодурство столоначальников как норму. Но болгарские чиновники даже у русских эмигрантов оставили неприятные впечатления. «Один чиновник делал одно и брал за это деньги; другой говорил, что это не нужно было делать, но тоже брал деньги, говоря, что с нас неправильно и мало взяли», – вспоминал один из русских беженцев [Гусев 2021, 69]. Аверченко же приехал в Болгарию в период негативного отношения к русским, когда всех их обязали получить удостоверяющие документы. Описание этого процесса, его детальность указывают, что в данном случае сатирик черпал материал из личного опыта. При этом он расценивал свои мытарства явно как проявление антирусских настроений. Недаром при описании диалога с чиновником он упомянул неблагодарность за Шипку – один из главных символов русско-турецкой войны, в результате которой Болгария получила свободу, а также братство русского и болгарского народов. Символом изменения ролей и бедственного положения русских служит утверждение, что чиновник, приказам которого покорно следовал Аверченко, оказался «болгарином с обезьяной», известным сатирику еще по Петербургу. «Болгарин с обезьяной» встречается еще в двух других произведениях писателя19, что может свидетельствовать о его реальном существовании, но их встреча в новых ролях – очевидный художественный вымысел.
19. Такой типаж упоминается в рассказе «Константинопольские греки»: «До русской революции я знал греков так же, как знал болгар, мадьяр, итальянцев... Мадьяры ходили по дворам, продавая мышеловки, итальянцы продавали коралловые ожерелья и брошки из лавы, болгарин специально демонстрировал по улицам дрессированную обезьяну, а грек исключительно торговал губками». Упоминается этот образ и в повести «Подходцев и двое других»: «– Возможно, – согласился Подходцев, – как болгарина с обезьяной – пускают во двор ради обезьяны».
22 Таким образом, представленная символика Болгарии в описании Аверченко в значительной мере – набор клише. Но, что более интересно, Болгария как пространство совершенно лишена каких-то символов, указывающих на географические реалии. Русские очевидцы как до революции так и после нее отмечали в Софии ряд важнейших деталей: память о русско-турецкой войне, воплощенной в названиях улиц и монументе Александру II; стремление «запрыгнуть» в модерн, что символизировалось в соседстве на европейский манер обустроенных центральных улиц и окраин, сохранивших вид времен турецкого владычества; постоянное напоминание о близости к России, символами чего были очень похожая на русские мундиры военных и форма гимназистов, а также языковая близость, очевидная в силу идентичности алфавита и общих корней слов [Гусев 2019a, 109; Гусев 2019b, 27–31]. Все это могло стать объектом едкой иронии писателя, однако оказалось им проигнорировано.
23 Складывается впечатление, что Болгария за исключением ее чиновников сатирику была знакома лишь по газетам. Подтверждением тому может служить и второе произведение, связанное с Болгарией, – опубликованное в 1923 г. в газете «Рижский курьер» «Стамболийский и коммунисты»20. В нем повествуется о якобы реализованном Аверченко проекте болгарского премьера «устроить “опытные коммуны” для коммунистов». Результатом оказывается абсурд советской власти и устроенная большевиками разруха в миниатюре. Болгарские или хотя бы балканские реалии там не упоминаются, с действительностью соотносится лишь симпатия Стамболийского к коммунистам, о которой много писали газеты. Но как в случае с «Болгарскими впечатлениями», так и в случае со «Стамболийским и коммунистами» можно указать на причину отсутствия у Аверченко других ярких символов Болгарии, всегда подмечаемых русскими путешественниками – они имели положительный окрас, в большинстве своем говорили о близости русских и болгар. В рамках же создаваемого негативного образа страны они не могли быть задействованы.
20. Рукопись, машинопись, а также вырезка из газеты хранятся в РГАЛИ (Ф. 32. Оп. 2. Ед. хр. 30. Л. 7–10).
24 Примечательно, что ранее в «Великом переселении народов», написанном еще в Константинополе, Аверченко упомянул несколько деталей, связанных с Болгарией как минимум на уровне стереотипов. Так, он иронизировал над лингвистическими познаниями эмигрантов, основанными на близости языков21, а также вложил в уста одного из героев фразу «Как говорится: марш, марш, генерале наш!». Любой русский читатель, вовлеченный в общественно-политическую жизнь России в 1912–1913 гг., узнавал строки из болгарской песни периода Балканских войн, когда интерес к Болгарии приобрел характер модного увлечения, что не раз было высмеяно на страницах «Сатирикона», где тогда работал А.Т. Аверченко [Гусев 2020а, 89–126]. Здесь, как и в приводимом ниже фельетоне, сатирик явно опирался в первую очередь не на личные впечатления, а на стереотипы о Болгарии, и их количество явно шире, нежели в «Болгарских впечатлениях». Но они уже не имели негативной окраски, а потому были упомянуты.
21. Герои Аверченко имеют относительно верное представление об определенном артикле и неверное о системе гласных, полагая, что буква «ъ» означает твердый знак, а не полноценный гласный («все гласные вымарать и к каждому слову «та» прибавить»), при этом используют сербскую лексику («живио», «лист», «позорище» (верно – позориште)). Возможно, конечно, что последнее – сатирический прием, но вряд ли русский читатель настолько был знаком с южнославянскими языками, чтобы оценить такую тонкую шутку.
25 «Болгарские впечатления» Аверченко не являются ни путевым очерком, ни даже художественным травелогом – автор не стремился представить перед нами реальную картину, а потому произведение не может рассматриваться как источник, повествующий о Болгарии. Но данный фельетон ценен в силу того, что он емко отражает набор отрицательных стереотипов, при помощи которых русское общество первых десятилетий ХХ в. представляло себе Болгарию. Субъективность выбора стереотипов обусловлена позицией сатирика, которую он позднее озвучил в интервью чешской газете, говоря о положении русской эмиграции: «Не могу простить болгарам то, что они сделали с русскими» [Аверченко 2011, 364]. Но, справедливости ради, отмечу, что далеко не все русские эмигранты сопровождали вспоминания Болгарии такими чувствами.
26 Автограф и машинописный вариант публикуемого произведения хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (Ф. 32. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 1–12). Текст печатается в соответствии с правилами современной орфографии и пунктуации, длинные многоточия автора сокращены до стандартных, вставки автора в автограф рукописи выделены курсивом, вычеркнутые слова приведены в постраничных сносках, подчеркивания сохранены.
27 Болгарские впечатления22.
22. Фельетон Арк. Аверченко
28 Болгария напоминает собой ценную процентную бумагу: все соседи стригут с нее купоны.
29 Сегодня один сосед отстриг кусок Болгарии, завтра другой.
30 Все это, конечно, следствие было альянса с немцами.
31 Болгары, скрежеща зубами, оправдываются:
32 – Это не мы виноваты в войне, а23 правительство.
23. наше
33 – Да ведь правительство ваше?
34 – Наше.
35 – Значит, вы и виноваты.
36 –Да причем тут мы, когда правительство помимо нас…
37 – Да ваше правительство кто выбрал. Португальцы, что ли?
38 – Нет, мы.
39 – Значит, должны вы за него отвечать?
40 – Должны.
41 – Ну, и отвечайте.
42 – Так ведь мы думали, что оно хорошее, а оно, вон какое оказалось…
43 – Так выберите другое!
44 – Да… вам легко говорить: выберите; а если новое еще хуже будет?!
45 * * *
46 Все народонаселение Болгарии состоит из трех племен: бывшие министры, настоящие министры и будущие министры.
47 Работа этого народонаселения заключается в том, что настоящие министры сажают бывших за воровство в тюрьму, а будущие министры режут горло настоящим. Работы, что называется, по горло.
48 Во всех других странах промышленность перечисляется в таком порядке:
49 – Сначала – добывающая.
50 – Потом – обрабатывающая.
51 В Болгарии же – наоборот: министр сначала обрабатывает, как следует, страну, а потом уже добывает себе виллу на Ривьере или дачу в Швейцарии.
52 Почему народ выбирает таких министров – это его маленькая грациозная тайна.
53 Правда, предвыборная агитация в Болгарии поставлена на недосягаемую высоту.
54 Один мой болгарский друг (среди болгарской интеллигенции есть на редкость симпатичные культурные люди) рассказывал мне факт:
55 Приезжает будущий министр в село, и, стоя на автомобиле, произносит речь, состряпанную тут же:
56 – Граждане! Очень советую вам подать голос за меня! Если я буду выбран, то обещаю вам, что сделаю ваше село первым в Болгарии! Я, например, даю вам клятву, что построю через речку каменный мост!
57 – Да у нас речки нет!..
58 – Проведу вам речку!
59 – Зачем же? Мы берем воду из колодцев!
60 – Засыплю ваши колодцы!!!...
61 Вот что такое болгарские министры.
62 Я так привык к тому, что всякий, кто идет по улице – настоящий, прошедший или будущий министр, что спросил однажды прохожего:
63 – Скажите, вы не министр?
64 – А что? – смутился прохожий. – Разве у вас что-нибудь пропало?
65 Некоторые болгарские газеты откровенно честят свое правительство на обе корки:
66 – Господин министр! Вы – вор.
67 Министр не обижается… Он только горячо оправдывается:
68 – Шантажист – да! Но вор – нет!
69 * * *
70 Болгарская полиция произвела на меня самое чарующее впечатление. Забота об удобствах русских доходит у болгарской полиции до апогея.
71 Придумали они регистрацию русских беженцев. Поплелся и я в участок:
72 – Здравствуйте; желаю зарегистрироваться. Вот прошение.
73 – На русском языке не годится. Нужно на болгарском.
74 – Не умею я по-болгарски. Может, сами напишете?
75 – С какой стати! Пойдите к знакомому болгарину, он и напишет.
76 Пошел. Возвращаюсь.
77 – А где марка?
78 Пошел. Купил. Пришел.
79 – Заполните карточку.
80 – Слушаюсь. Разрешите присесть, чтобы заполнить.
81 – Здесь нет для вас столов. Пойдите в кафе, там и заполните.
82 Пошел в кафе. Заполнил. Пришел.
83 – А 24портрет?
24. карточка
84 – Вот он.
85 – Этот слишком маленький. Пойдите к фотографу, снимите другой.
86 Пошел. Снялся. Пришел.
87 – Начальник спит. Подождите.
88 – Можно здесь?
89 – Как хотите. Только он долго спит. Идите лучше в ресторан на углу, пива выпьете.
90 Покорно пошел. Выпил. Пришел.
91 – Извольте. Вот новая карточка.
92 – Наклейте.
93 – Может быть, у вас клей найдется…
94 – Мы не обязаны держать для русских клей. Наклейте сами.
95 Пошел. Наклеил. Пришел.
96 – Сегодня уже поздно, занятия кончились. Приходите завтра.
97 Только теперь я понял, почему здание участка новое, а ступеньки лестницы совершенно стертые, будто по ним прошла великая германская армия с кавалерией и артиллерией… Бедные русские!
98 Я изучил каждую трещину грязных обоев, рисунок каждого раздавленного клопа на стене. Я даже принимал редакторов газет по литературным делам – в участке, просил знакомых адресовать мне письма на участок.
99 Участок сделался моим домом.
100 В один из своих визитов я вгляделся внимательнее в лицо начальника участка – и оно показалось мне знакомым: лет восемь тому назад ко мне во двор в Петербурге пришел болгарин с обезьяной. Я был в дурном настроении и выгнал его. Теперь я узнал этого болгарина!
101 В руках у него, вместо обезьяны, был я, и он25 изощрялся надо мной в разных фокусах:
25. показывал
102 – А ну, покажи, как солдат с ружьем марширует! А ну, покажи, как фотография на личную карточку наклеивается! А ну, заполни карточку по-болгарски!
103 Когда я уже уходил со всеми подписанными документами, то не удержался, чтобы не уязвить его:
104 – Хорошо же вы, болгары, благодарите русских за Шипку.
105 – О-о, – иронически усмехнулся он. – Болгары и русские – это братья!
106 – Совершенно верно. И Каин с Авелем были братья.
107 Ушел я и думал по дороге:
108 – Такая полиция – счастье для страны. У нас в России старорежимная полиция брала с населения взятки, а эта – обогащает население… На одной моей личной карточке – сколько предприятий заработало: 1) кафе, 2) уличный фотограф, 3) пивная, 4) фабрика клею…
109 * * *
110 Должен отдать справедливость: в Софии мною интересовались даже коммунистические круги.
111 Когда было пролетарское шествие первого мая – один молодой человек, тащивший в процессии красную метлу и портрет Троцкого, узнал меня в любопытствующей толпе и крикнул «с места»:
112 – Аверче́нко. На фонарь тебе надо.
113 Я только укоризненно улыбнулся и кротко возразил:
114 – Гостя, мерзавец?
115 И разошлись26 наши пути с предприимчивым молодым человеком. Не ясен мне его путь, как полная луна: он – или сам будет вешать других на фонарях – или его повесят.
26. мы
116 * * *
117 Уехал я из Болгарии по своей воле, но уже тогда, когда почувствовал, что лучше уехать по своей воле.
118 А то ведь есть такие хозяева дома, которые, если гость и не собирается уходить – вдруг засуетятся:
119 – Уже уходите. Ну, идите. Вот ваша шляпа. Марья, открой ему дверь, да потом закрой покрепче…27
27. Аркадий Аверченко.

References

1. Averchenko A.T. Russkoje likholet’je glazami «korolia smekha»: publitsistika, interv’iu, retsenzii, pis’ma, dokumenty, 1917–1925, ed. by A.E. Khlebina, V.D. Milenko. Moscow, Posev, 2011, 427 p. (In Russ.)

2. Bogdanova M.V. Problema zhanrovogo svojeobraziia literaturnogo i publitsisticheskogo tvorchestva A.T. Averchenko: candidate’s paper. Krasnodar, 2000, 222 p. (In Russ.)

3. Bŭlgarskata kritika za Aleko Konstantinov, ed. by T. Tihov. Sofia, Bŭlgarski pisatel Publ., 1970, 552 p. (In Bulg.)

4. Gasparov B.M. Literaturnyje leitmotivy. Ocherki russkoi literatury XX veka. Moscow, Vostochnaia literatura Publ., 1993, 304 p. (In Russ.)

5. Gusev N.S. Bolgariia, Serbiia i russkoje obshchestvo vo vremia Balkanskikh voin 1912–1913 gg. Moscow, Indrik Publ., 2020a, 520 p. (In Russ.)

6. Gusev N.S. Mitrofan Ivanovich Retivov: russkii vrach-emigrant o zhizni bolgarskogo sela v 1920-je gg. Slavic Almanac, vol. 1–2, 2021, pp. 60–77. (In Russ.)

7. Gusev N.S. Osobennosti politicheskogo protsessa v Bolgarii glazami russkikh (konets XIX — nachalo XX vv.). Slaviane i Rossiia: problemy gosudarstvennosti na Balkanakh (konets XVIII–XX vv, ed. by S.I. Danchenko, Moscow, Institut slavianovedeniia RAN Publ., 2020b, pp. 252–266. (In Russ.)

8. Gusev N.S. Russkije ochevidtsy rubezha XIX–XX vv. o jevropeizatsii i razvitii Sofii. Slavianskii mir v tret’jem tysiacheletii, no. 3–4, 2019b, pp. 23–36. (In Russ.)

9. Gusev N.S. Russkije v bolgarskoi iazykovoi srede (XIX ― seredina XX vv.): emotsii i problema vzaimoponimaniia. Balkanskii tezaurus: kommunikatsiia v slozhno-kul’turnykh obshchestvakh na Balkanakh, ed. by I. A. Sedakova, Moscow, Institut slavianovedeniia RAN Publ., 2019a, pp. 108–112. (In Russ.)

10. Ilchev I. Mezhdeno vreme: dnevnikŭt na edin selianin koĭto ne praveshe «chudesa» v «naĭ-chudesnoto» bŭlgarsko vreme. Sofia, Kolibri Publ., 2005, 335 p. (In Bulg.)

11. Kioseva Ts. Bolgariia i russkaia emigratsiia 1920–1950-je gody. Moscow, Biblioteka-fond «Russkoje Zarubezh’je»: Russkii put’ Publ., 2008, 310 p. (In Russ.)

12. Kosik V.I. Sofii russkii ugolok: ocherki so stikhami o russkikh, pokinuvshikh Rossiiu posle oktiabr’skoi revoliutsii 1917 goda i posledovavshei za nei grazhdanskoi voinoi. Moscow, Probel-2000 Publ., 2008, 234 p. (In Russ.)

13. Levitskii D.A. Zhizn’ i tvorcheskii put’ Arkadiia Averchenko. Moscow, Russkii put’ Publ., 1999, 552 p. (In Russ.)

14. Milenko V.D., Khlebina A.Je. Arkadii Averchenko. Bezhenskije i emigrantskije gody: (1918–1925). Moscow, Dmitrii Sechin Publ., 2013, 543 p. (In Russ.)

15. Milenko V.D. A.T. Averchenko v Belgrade: novyje fakty i neizvestnyje teksty. Gumanitarnaia paradigma, no. 3 (6), 2018, pp. 77–89. (In Russ.)

16. Petkova G. Bolgariia (1919–1940): Khronika literaturnoi zhizni russkogo zarubezh’ia. Literaturovedcheskii zhurnal, no. 17, 2003, pp. 369–451. (In Russ.)

17. Spasov L. Vrangelovata armiia v Bŭlgariia, 1919–1923. Sofia, Sv. Kliment Ohridski Publ., 1999, 243 p. (In Bulg.)

18. Spiridonova L.A. Bessmertije smekha: Komicheskoje v literature russkogo zarubezh’ia. Moscow, Nasledije Publ., 1999, 334 p. (In Russ.)

19. Zheltova N.Iu. Poetika russkogo natsional’nogo kharaktera v emigrantskoi proze A.T. Averchenko. Vestnik TGU, vol. 8, 2013, pp. 205–209. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate