Везде
Народная демонология Чехии (этнолингвистический аспект)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Народная демонология Чехии (этнолингвистический аспект)
Аннотация
Код статьи
S0869544X0023272-2-1
DOI
10.31857/S0869544X0023272-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Валенцова Марина Михайловна 
ORCID: 0000-0002-6541-4269
Должность: старший научный сотрудник
Аффилиация: Институт славяноведения РАН
Адрес: Москва, Ленинский проспект, 32А, Москва, Россия, 119991
Выпуск
Номер 6
Страницы
66-84
Аннотация

В статье дается этнолингвистический обзор чешско-моравско-силезской системы демонологических персонажей, включая их диалектные наименования, сопровождаемые в необходимых случаях этимологическим комментарием. Характеризуются (прежде всего, функционально) природные демоны («дивоженки», «гейкадла» и другие лесные духи; полевые духи «житная баба», «пражнец» и т.п.; атмосферные духи: воздушные змеи и чернокнижники, духи ветра; водяной-«гастрман»; полудница, ночница, «клеканица» и другие духи времени; духи гор и земли); домашние духи-покровители, включая змею-«господаржичка», и демоны-обогатители – «шотек», «скршитек», «пливник», «змок» и др.; великаны и гномы; девы судьбы; волколаки, моры/мары; не нашедшие упокоения души некрещеных детей и грешников, искупающих свои грехи и появляющихся виде блуждающих огоньков; «страхи» и другие призраки; персонифицированные болезни и Смерть, черт. Представлены также ведьмы, вредящие и насылающие порчу и сглаз, и знахарки, снимающие порчу и лечащие разные болезни. Обзор демонических персонажей позволяет взглянуть на чешско-моравскую традицию в ее целостности, он также будет полезен для компаративных исследований славянской низшей мифологии.

Ключевые слова
этнолингвистика, низшая мифология, мифологический персонаж, народная культура Чехии.
Источник финансирования
Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект №20-012-00300А «Низшая мифология славян: новые методы и подходы к исследованию».
Классификатор
Получено
24.11.2022
Дата публикации
28.12.2022
Всего подписок
6
Всего просмотров
256
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
970 руб. / 16.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2022 год
Преимущества сервисов
4365 руб. / 87.0 SU
1 Система чешских, моравских и силезских демонологических персонажей до сих пор не была описана в одном компактном очерке, не было создано и современной энциклопедии этих мифологических традиций, как это было сделано для некоторых других славянских народов.
2 Первое целенаправленное исследование по чешской мифологии (Studia z mythologie české) относится к 1863 г. и отражает определенный этап ее изучения [24]. Примерно в это же время вышли две книги чешского мифолога немецкого происхождения Й.В. Громанна, написанные на немецком языке: «Повести из Чехии и Моравии» (1863) и «Поверья и обычаи» (1864), переведенные позже на чешский язык [20; 21], а c чешского – на русский [1; 2]. Компактному описанию демонов посвящена первая глава «Поверий и обычаев» [21. S. 11–42], а в «Повестях из Чехии» собраны легенды о разных мифологических персонажах (далее – МП), которые ценны тем, что опубликованы без художественной обработки, так, как их рассказывали сами носители традиции (с указанием места записи и имени рассказчика).
3 Фольклорных источников по мифологической прозе было издано достаточно много, что сделало возможным создание каталога-указателя чешских быличек, или «демонологических повестей» (чеш. demonologické pověstí) [33], во вводных главах которого автор характеризует и использованные источники, и предыдущие попытки каталогизации демонологических нарративов (работы Д. Климовой, К. Дворжака, К.Я. Эрбена, Б.М. Кульды, В. Тилле, Й.Ш. Кубина и др.).
4 Определенное количество данных по низшей мифологии (включая демонов, людей с демоническими свойствами, народные верования, чары, магию и лечение болезней) содержится в монографических этнографических описаниях различных областей Чехии, Моравии и Силезии (например [6; 23; 17; 12; 36] и др.).
5 Ценные материалы, печатавшиеся в XIX в. в журнале «Český lid», посвящены отдельным персонажам или их локальным вариантам (например [27; 40; 39; 47]). Солидные подборки о демонах можно найти в исследовательских статьях, посвященных персонажам (например домовому [4], «ходячим» покойникам [39]) или сегментам традиционной культуры (например родинной и похоронной обрядности [38]). Чешская, моравская и словацкая мифологическая лексика со всей полнотой собрана в кандидатской диссертации Н.И. Зайцевой [3].
6 Лаконично многие персонажи низшей мифологии описаны в этнографической энциклопедии «Народная культура» [32]. Кроме того, информацию о чешской демонологии можно найти в трудах по общеславянской мифологии, например в книгах Яна (Гануша) Махала [34; 35], труде Л. Мошиньского «Духовная культура славян» [36. S. 416–716], в специальных статьях словаря «Славянские древности» [5] и некоторых других.
7 В данный очерк включены материалы, относящиеся ко всей современной территории Чешской республики, т.е. к Богемии (историческое название собственно Чехии), Моравии и Силезии, каждая из которых, в свою очередь, включает характерные историко-этнографические регионы, обладающие своей спецификой: Ходско, Кладско, Хебско, Подкрконоши, Дудлебско, Плзеньско и др.; Гана, Горацко, Моравское Валашско, Моравское Словацко и др.; Слезско и Ляшско. Географические пометы даются только если материал известен лишь на ограниченной территории, т.е. не является общераспространенным.
8 В составе чешской, моравской и силезской демонологии природные демоны (духи леса, гор, воды, поля, воздуха), духи дома и усадьбы, демоны времени (полдня, полночи, сумерек), духи-персонификации состояний (болезни, смерти, страха), люди-оборотни (волколак, мора/мара), полудемоны (ведьмы и колдуны), черт.
9 Природные МП
10 К лесным духам относятся, прежде всего, прекрасные лесные девы, подобные вилам, и дикие женщины, или дивоженки, реже упоминается дикий мужчина, выполняющий функцию хранителя леса, называемый также «гейкадло».
11 Лесные девы – lesní panny, lesné žinky – это красивые молодые девушки в белом или зеленом легком одеянии с длинными золотыми волосами. Они появлялись вечером или в полдень и развлекались танцем и пением. Того, кто вступит в это время в их хоровод, они затанцуют до смерти. Мало кому удавалось убежать от них – его настигала их невидимая стрела, которая убивала наповал. Стражами лесных дев были маленькие собачки. Иногда после танца лесных дев находили на траве вытоптанные круги (vytancovaná kola na travníku) (Глинецко, в.-чеш.) [6. S. 341]. Лесные девы были опасны юношам, а девушкам помогали прясть, за танец с ними одаривали березовыми листьями, которые превращались в золото. Лесные девы наказывали детей, которые кричали в лесу, но тем, кто их хорошо попросит, указывали грибные места. В лесах, где они обитали, были волшебные источники, лечившие любую болезнь. Лесные девы могли выйти замуж за деревенских мужчин, становились хорошими хозяйками и матерями, но они не терпели, чтобы их обижали или напоминали об их происхождении – если это случалось, они пропадали навсегда [35. S. 92; 28. S. 205–206]. Известен сюжет о том, как лесная дева в отсутствие мужа велела скосить еще зеленое жито, за что муж, узнав об этом, назвал ее дикой женщиной, и она пропала. Но на следующий день разразилась буря, и град уничтожил урожай во всем селе, а у того крестьянина хлеб, заранее убранный в амбар, дозрел [28. S. 206]. Этот тип лесных дев во многом схож с южнославянскими вилами и самовилами, некоторые черты которых присущи и чешским русалкам: rusalky раскладывают полотно и сукно по речушкам и другим водным поверхностям и привлекают своим пением парней с округи. Но если парни ступят на полотно, их парализует. Русалки привлекают также прядущих и белящих у рек полотна девушек, которые тоже заболевают (Прага) [21. S. 20].
12 Больше рассказов о диких лесных женщинах, называемых divá žena, divoženka, divížena, divoká žena, divotvorná žínka. Они имели мужей (divý muž, морав. divižák) и детей (divúch, divoženče), все вместе они назывались diví lide. Дивоженки были косматые, большеголовые, с огромными грудями. Они вели свое хозяйство в лесу, говорили «на иностранный манер» или произносили все слова с отрицанием: neprosím vas, nepožičajte mi nehrniec... (не-прошу вас, не-одолжите мне не-горшок...), или с суффиксами: Pacholiště, když budeš krájet samotiště, zůstane celé opeliště! (Мужичище, если будешь резать сам-самище, останется целый хлебище (Пошумави) [18. S. 60], или все предложение наоборот. Иногда они одалживали у людей посуду и инвентарь, просили сделать им лопату или помело, перенести через забор или канаву. Они пекли вкусный хлеб из собранных на поле оставленных колосков и могли угостить им людей, прося при этом не собирать на поле все колоски до единого. За помощь они нередко одаривали хлебом, который, если его не доедать до конца, не кончался, полным веретеном, нити с которого не убывали, рубахой, которая не снашивалась. Дивоженки знали тайные силы природы, сами достигали глубокой старости, умели лечить (часто в своих песнях они советовали употреблять лекарственные травы – бедренец, лавр, ластовень). Советовали людям, как себя вести (например не мыть одну ногу о другую, разметать и вытирать круги от стоявшей посуды, не печь в пятницу хлеб и т.п.).
13 Дивоженкам, как и ряду других персонажей, приписывалась кража и подмена некрещеных новорожденных детей. Вместо них они подбрасывали своих уродливых и больных, которые не росли, не ходили, не говорили, а только прожорливо ели. Их называли «подкидышами», «обменышами», «дикими детьми», «ведьмаками», «недоносками» и т.п.: podhoděnec, podhodek, podvrženče, podvrženec, podtěpa, odměna, premien, proměnče, divé dítě, divous, divižák, věště, mechura, srastek, zrazek, škrček, škrčenec, spratek. Избавиться от подкидыша дикой женщины можно было либо показав ребенку «чудо», от которого он удивился бы и заговорил, тем самым выдав себя (например, разложить среди комнаты огонь и поставить к нему воду в скорлупках яиц). Можно также напугать – сильно растопить печь и, взяв дикого ребенка, приговаривать: «Брошу его туда, брошу его туда» – тогда дивоженка прибежит, кинет матери ее ребенка и вырвет у нее своего (Глинско, Войтехов, с.-в.-чеш.) [6. S. 341]. Третий способ – бить подброшенного дикого ребенка прутьями с шипами, пока дивоженка не заберет свое дитя и не вернет человеческое. Также рассказывали, что мать, услышав, что ребенок отвечал «демонической» речью кому-то в реке или болоте, бросала его туда.
14 Моравские дикие люди – věštice, (z)věšťáci – жили на поле и могли превращаться в разных зверей. Они похищали у людей детей и подбрасывали своих уродливых и неразвитых, от которых избавиться можно было только их битьем [35. S. 100].
15 Оба вида лесных персонажей смешивались, образуя собирательный образ диких лесных женщин, вобравший в себя также некоторые представления о полевых духах.
16 Лесной (дикий) мужчина (lesní muž, divý muž) известен и как муж дивоженки, и как отдельный персонаж, сближающийся по функции с лешим. Он был покрыт шерстью, в лесу гонял зверей, страшно кричал, а того, кто отзывался на его крик, водил по лесу; появлялся в виде вихря, заводил в болота, хватал молодых девиц и брал себе в жены, а если жена убегала от него, то разрывал на части их общего ребенка [35. S. 99]. Бедным мог благоприятствовать в охоте. Наказывал тех, кто кричит и бахвалится, кто работает в лесу в праздники; заставлял людей блуждать в лесу, кричал hej! hej! и подбрасывал на дорогу «блудный корень», переступив который, человек сбивался с пути. Дикого мужа называли также hejkal, gýkal, hejkadlo [35. S. 99].
17 «Гейкал» известен и как самостоятельный персонаж – hejkal, hejkadlo, hejkač, hyjhal. Он имел вид то годовалого ребенка, то великана, то черного мужчины, то птицы, похожей на сову. Тому, кто отвечал на его hej!, он садился на спину и делался очень тяжелым; в виде птицы он клевал человека и бил крыльями. Отогнать его можно было лишь обожженной метлой или освященной водой.
18 Популярный сюжет на Чешско-Моравской возвышенности с участием лесных демонов повествует о том, как дровосеки, пастухи или заготовители угля на ночь, чтобы согреться, вместе залезли в один мешок или в дуплистое дерево, а «гейкадло», увидев существо с двумя головами, удивлялся и убегал спросить, что это за зверь, у своих бабушки или дедушки [32. T. 2. S. 250; 42. S. 437; 17. S. 145].
19 К лесным персонажам примыкает баба Яга, имя которой со временем обогатило свою семантику: jedibaba, jedubaba, jeźibaba, jezinka ‘баба яга, лесная баба, сказочная лесная колдунья’, jedu-bába ‘мифическое существо’, ст.-чеш. jěže ‘ведьма’, чеш. диал. jaza ‘злая баба’, jezinka ‘злая баба’.
20 Полевые демоны представлены «зерновыми», или «житными» духами: «зерновая тетя» и «зерновой мужичок» (obilná teta и obilný mužíček) обитают в полях в период, когда посевы выгоняют колос, но особенно тогда, когда цветут васильки (т.е. с июня) [21. S. 27]. «Зерновому духу» (obilný duch) приписывается появление поперек борозд хлебного поля ровной узкой дорожки, на которой колосья поломаны или гнилые. Считали, что это делает житный дух, находящийся на службе у человека, который хочет навредить хозяину поля (Прага) [21. S. 29].
21 Мифологическое существо, которое вредит зерновым, поедая колосья на стеблях, в области Ходско называется pražnec (з.-чеш.) [22. S. 74].
22 Известны также «ржаная женщина» или «житная баба» (дева): režná žena, žitná baba, žitná holka, žitholka [15. S. 235]. «Житная дева» – žitná panna – маленького роста, ходит по житу и охраняет поле от вредителей. Местами для нее оставляли несжатыми немного колосков после жатвы, чтобы она могла там спрятаться (Новый Быджов, с.-в.-чеш.) [7].
23 В отличие от духов-хранителей поля, žitavec – это полевой дух, которым пугали детей, чтобы они не ходили на поле в сумерках [12. S. 208].
24 Водяной – одна из основных фигур чешской демонологии, хозяин и дух воды. О нем существует огромное число быличек и поверий с большим разнообразием сюжетов и мотивов. Помимо наименования vodník (с.-чеш. термин, распространившийся в эпоху национального возрождения), vodníce, vodný, vodní muž, чрезвычайно популярным является заимствование hastrman, также морав. basrman, bestrman, vasermůn, силез. hasrman – из нем. Wasserman. В р-не Плзеня водяного называется просто «мужичком» – mužíček [32. T. 3. S. 1148]. У него есть жена (hastrmanka по имени Sara), и ребенок (hastrmaně).
25 Обычно водяной выглядит как небольшого роста человечек, в зеленой, красной или серой одежде, с левой полы которой всегда капает вода, иногда это карлик, часто с конским копытом. Он может превращаться в разных животных (белого коня без нижней челюсти, черного барана, пса, рыбу, большого рака, змею, лягушку и др.) или неживые предметы (бревно, плывущее по воде яблоко и т.п.). Он мягкий, как воск, его невозможно схватить или ударить – как в грязь бьешь. Когда он садится на телегу, чувствуется огромная тяжесть. Речь его гнусавая, «на иностранный манер».
26 Водяной приманивает людей, прежде всего девиц и детей, развешивая у воды ленты, зеркальца, цветные лоскуты, а потом топит своих жертв. Но нападает он только на тех, кому суждено утонуть. Нередко он ждет жертву, и если та запаздывает, говорит: Dvanáctá hodina ide a chlapa nic (Двенадцатый час идет, а мужика нет); Hodina pryč, chlapa nic (Час прошел, а мужика нет). Считалось, что иногда можно спасти такого человека (предупредив, не пустив к воде), но позже он все равно утонет (Моравске Словенско) [37. S. 708]. Души утопленных людей водяной хранит в горшочках в своем подводном дворце.
27 Девять раз в году водяной выходит на землю, разговаривает с людьми, появляется на ярмарках (и тогда горшечникам везет с продажей товара); ночью ходит к пастухам играть и греться у костра; любит дразнить мельника, то останавливая воду, то пуская большими потоками на мельничное колесо; превращаясь в коня, топчет прибрежные луга, уничтожает урожай, разбрасывает сено; может вызвать бурю; любит музыку и танцы. К рыбакам он благосклонен, помогает ловить рыбу, ходит к ним на свадьбы, становится кумом, одалживает деньги. В Чехии рыбаки не отваживались помогать тонущему, боясь, что водяной потом не будет способствовать рыбной ловле, и самого рыбака потом утопит [21. S. 23; 35. S. 112]. Иногда водяной имеет имя, например Ivan, Mikl, его жена зовется Sara.
28 Для защиты от водяного надо, входя в воду, креститься, трижды напиться, налить себе на голову немного воды, перебросить через голову горсть песка; запрещается купаться в полдень и во время благовеста, в праздник водяного (день св. Прокопа, 8.VII). Следует также иметь при себе обереги – полынь (černobejl), ластовень (tolita), мелколепестник (turánek), папоротник (kapradlí), девясил (nevěsil, devětsil), лыковую веревку или освященную в Вербное воскресенье ветку клекачки (klokička).
29 Между собой водяные живут в постоянной вражде, мстят друг другу за соблазнение жен. Часто водяные ходят драться с парнями из села. Знахари боролись с водяными, ныряя в воду, чтобы вернуть тела утонувших [27. S. 554–555, 559].
30 С водяным связано множество мотивов быличек, такие как «шитье обуви или одежды», «разговор с Месяцем», «кумление с водяным», «отрубание водяному пальца», «битва водяных», «водяной сообщает, кого утопит», и др.
31 Атмосферные духи
32 Согласно чешским мифопоэтическим представлениям, в облаках живут небесные воины – nebeští vojáci. От их стрельбы слышен гром, их пули видятся в виде молний (Жебрак, р-н Бероун, ср.-чеш.), туман над лесом – это дым их орудий [21. S. 15, 16).
33 Общеславянские поверья о персонифицированном ветре соединились на чешско-моравской территории с западноевропейскими представлениями о Мелюзине. В вое ветра слышали плач Мелюзины и бросали в ветер горсть муки и соль – на кашу для ее детей (о.-чеш.). Считалось, что Мелюзина обычно летает в рождественский сочельник – тогда ей оставляли муку и соль за окном, клали муку на сливу, вытряхивали крошки с рождественской скатерти на крышу, в течение 12 дней перед Рождеством бросали на ветер яблоки и орехи – в жертву Мелюзине, щелкали бичами, чтобы отогнать ее (Пернинк, окр. Карловы Вары, с.-з.-чеш.). Также верили, что тот, в кого «влетит» Мелюзина (кого продует), тяжело заболеет (Ланшкроун, Пардубицкий край, в.-чеш.). Сильный ветер или внезапный вихрь объясняли также тем, что кто-то повесился.
34 Терминология духов ветра и вихря (rarášek, rarášík, rarach) у чехов и мораван связана с названиями хищных птиц из рода ястребиных или соколиных – rároh, raroch [31. T. 3. S. 27, T. 10. S. 327]. Эти орнитонимы и их производные обозначали также домашнего духа-обогатителя, доставляющего хозяину блага по воздуху, и черта/дьявола (rarach, rarášek) [31. T. 7. S. 559; 21. S. 28; 37. S. 713].
35 Атмосферным демоном с давних пор считался дракон (змей), drak. Сильный ветер, вихрь ассоциируется с полетом змея, выпущенного откуда-то чернокнижником (Рожновский край, морав.) [21. S. 51]. На моравско-словацком пограничье в Карпатах змей связан не только с вихрем, но и с бурей и градом. В Моравии он называется, как и в Словакии, šarkan. Считалось, что он вырастает из змеи, которую 7 (или 7 раз по 7) лет не видел человеческий глаз. О новом змее узнает из своих книг чернокнижник, находит его, седлает и летит над землей, охраняя селения тем, что, пролетая над деревней, говорит слепому змею, что они летят над лесом [32. T. 2. S. 156].
36 Чернокнижник – černokněžník, ст.-чеш. crnoknih – это чародей, колдун, который хорошо знает руды и клады, укрощает змея-дракона и с его помощью летает и определяет погоду. Ходит в черном, питается только молоком черной коровы и яйцами от черной курицы.
37 К атмосферным духам можно отнести также души «нечистых» умерших, некрещеных или загубленных матерями детей, утопленников, которые «водят» градовые тучи, вызывают вихрь.
38 В ряде регионов (Подкрконоши, Высочина, Шумава) был воспринят германский сюжет о «дикой», или «ночной охоте» (divoká honba, nočná honba). В его основе – внезапное изменение погоды: в тихом лесу вдруг начинается ветер, издалека слышится топот, звуки и голоса, но не видно, кто говорит, пробегают звери, и длится это видение лишь минуту, перемещаясь в другой лес. Распространен в Чехии и международный сюжет о человеке, который насмехался над «дикой охотой». Позже перед ним падает кусок оленины, конины или часть человеческого тела, и голос произносит: Když jsi pomoh štvát, pomoz také žrát! (Если помог гнать, помоги также жрать) [32. T. 2. S. 139].
39 Духи гор и земли
40 Дух гор Крконоше – Rýbrcoul, Rybecoul, Rybecal, Rybrcol, а также Librcoun (< нем. Rubezahl «дух Исполиновых гор», из немецкой традиции прусской Силезии), позже – Krakonoš. Этот дух может оборачиваться животными (заяц, пес, кошка, осел) или предметами (пень, камень, колесо), дразнит путников, наказывает жадных, помогает бедным [32. T. 2. S. 423]. «Рибецоул» – олицетворение бури на Крконошских горах и таинственных явлений в горных лесах, а жители Полабья считали его виновником наводнений и жертвовали ему черных петухов (26. S. 441).
41 Руна, земляная госпожа (Runa, zemná paní) – ‘жена властителя земных кладов и металлов, покрывающая золотом вершины гор утром и вечером’ [31. T. 3. S. 217], золотоволосая богиня земных кладов, превращавшая в золото все, к чему ни притронется; вой ветра считали ее плачем [34. S. 133].
42 Дух гор и шахт – permon, permoník, морав. perkmaníček, permonik (< нем. Berggeist или Bergmann) известен по шахтерским быличкам. Облик его неопределенный. Иногда он похож на гнома, у него длинные усы, красная шапочка, в руке светильник, но иногда появляется и в виде шахтера или мастера. Тем, кто под землей не свистит, не ругается, горный дух помогает: знаками предупреждает о завалах, одаривает или указывает золотую или серебряную жилу [32. T. 2. S. 263].
43 Домашние духи. В качестве домашних духов на чешской территории выступают: духи умерших предков (dědko, děd, šotek/šetek), домовая змея (had domovníček, (had)-hospodářiček), духи-обогатители (rarášek, škřítek, diblíček).
44 Исконным считается именно дух умершего предка [24. S. 263], «дед», «хозяин», который и после смерти влиял на благосостояние семьи. Ему приносили жертвы (сжигали мясо и колосья) и верили, что он охраняет дом (Пошумави) [18. S. 126]. Таким был šotek, или šetek (< ст.-чеш. šet (šiet, šít) ‘старик, дедушка’), также называемый skřítek (< нем. Schrat, Schratt ‘злой лесной мужичок’ и др.) – старинный хранитель семейного очага, которому был посвящен четверг, поэтому в этот день девушки не пряли, а «скршитку» оставляли на столе остатки еды на ночь [44. S. 24]. Он заботился о хозяйстве, участвовал в семейных радостях и горе, показывался в виде гнома. Там, где потомки его недостаточно почитали, он мог вредить и наказывать, даже давить спящих по ночам, как мора [29. S. 306]. Иногда skřítkem, или diblíkem назывался умерший некрещеный ребенок. «Скршитек» появлялся в виде маленького мальчика, любил сидеть на печи или в хлеву. Он делал домашнюю работу, ткал, ухаживал за скотом. Ему осталяли еду, особенно в четверг и в рождественский сочельник (по три ложки от каждого кушанья) [35. S. 46–47]. Жили эти духи под порогом, у печи или в очаге, в красном углу или в хлеву. В этих же локусах совершали ритуалы почитания предков. В некоторых местах в Моравии и Силезии держали домашнего духа в виде небольшой фигурки, деревянной или глиняной, которую хранили в сундуке или в углублении в стене, над дверью, на печи, а уходя, ставили на стол или на сундук и просили следить за добром (Ерсин, р-н Вельких Мезиржичей, Рупрехтов, р-н Вышкова, морав.) [8. S. 286; 46. S. 65].
45 Самый распространенный образ домового духа – это змея, которую называли «хозяином»: had domovníček, hospodář, hospodářík, hospodáříček, had-hospodáříček. Верили, что змея приносит в дом счастье, заботится о хозяйстве, что ее нельзя убивать, она чистит дом от вредных испарений [23. S. 220]. Иногда думали, что змея белая. Когда она умрет, должен будет умереть и хозяин. В Мерклине (Плзеньский край, з.-чеш.) верили, что в доме живут две большие змеи с детенышами, которые представляют членов семьи. Их убийство означало бы смерть соответственно хозяина, хозяйки или детей [21. S. 99]. Верили, что змея, как и деревянные фигурки моравских домашних божков, охраняет дом, пока вся семья работает в поле [35. S. 50].
46 Широко распространены рассказы о том, что домашняя змея ест вместе с ребенком, пьет из миски ребенка молоко, в котором раскрошен хлеб. В одном из вариантов ребенок бьет змею ложкой по голове, говоря: «Ешь и хлебушек, не только одно молоко». Если змею убить, умрет и ребенок (Милевско, ю.-чеш.) [40. S. 209–211]. Со Средневековья известен в Чехии и сюжет о змее, которая регулярно ходит «сосать» корову, а если ее убить, погибает и корова [32. T. 2. S. 268].
47 Если змея показывается людям в доме, во дворе – это знак несчастья или смерти. Если ее увидят три раза подряд, то в ближайшие дни умрет хозяин, если два раза – умрет хозяйка, если один раз – умрет член семьи. Но если змею не обижать, то несчастья можно избежать (область Милевско, ю.-чеш.) [40. S. 209–211].
48 Помимо домашней змеи, верили, что дом хранит также домашняя лягушка (domácí žába), и ее тоже грешно убивать (Луштеницe) [21. S. 99, 103], ср. моравские названия жабы хозяйкой: hospodyňka, hospodyňe, hospodyň, gazďena (с.-валаш., силез.) [14. S. 173–174].
49 К домашним (дворовым) духам принадлежит также хлевник – maštalník (нем. название Schrackagerl), который живет в яслях и похож на маленького ребенка. В усадьбе, где он живет, хорошо ведется скот и птица. Ему оставляют еду. Но в хлеву нельзя ругаться, иначе Schrackagerl замотает коням гривы, отвяжет и разгонит скот (Крушне горы, северозапад Чехии) [21. S. 28–29].
50 Из словаря Юнгманна известно также слово stodolník, обозначающее хранителя гумна (или амбара), в с. Виховой (Либерецкий край, с.-в.-чеш.) – также přístodolník. О нем известно, что он мог менять рост по своему желанию, был безбородым, что ему давали дары после уборки, тогда он не вредил. Но если о нем забывали, мог поджечь амбар [30. S. 58].
51 Духи-обогатители. С развитием христианства домашние духи все чаще стали пониматься как черти, их так и называли: diblík, anciáš (‘антихрист’), špiritus, špírek, špierátko (< spiritus ‘дух’). Широко распространено убеждение, что такого духа можно «вывести» из яйца черной курицы. Надо взять маленькое, с мягкой скорлупой, яйцо, завернуть в черный платок и носить под мышкой девять дней, при этом не умываясь, не молясь, не посещая костел и даже не думая ни о чем святом – тогда вылупится diblík, который будет служить человеку (Пршедборице, Милевско, ю.-чеш.) [41. S. 176]).
52 Идея обогащения с помощью духов (чертей) сформировала целую группу демонов-обогатителей, которые приносили хозяину блага, отбирая их у односельчан. К ним стали относить и духов предков, которые способствовали благополучию и процветанию (šetek/šotek, skřítek), и летающих змеев (rarášek, plivník, zmok), и других персонажей-помощников (kubíček, pikulík, hanšpígl, heršpígl).
53 Šotek, или šetek, теперь воспринимался как демон, выведенный из первого яйца курицы, которое носили семь дней под левой мышкой. Он выглядел как маленький мальчик, но с коготками на руках и ногах, жил в овчарне или в муке, в горохе, на дикой груше, зимой – на печи. Охранял скот от болезней, приносил зерно и деньги. Деньги эти, потраченные, возвращались обратно [35. S. 45–46]. Поэтому о том, кому везло или кто быстро богател, говорили: má šotka (или má hospodáříčka) (у него есть шотек (или господаричек)). В быличках шотек сохраняет характерные черты души умершего предка семьи.
54 Skřítek, škřietek, škrátek, kří(s)tek, (s)křet, а также Kuba, Kubíček (соотносимые с герм. kobold) со временем стал пониматься как обогатитель и представлялся в виде цыпленка. Вера в то, что «скршитек» приносит в дом счастье, особенно в разведении скота, сохранилась, но появилась и вера в то, что этого духа можно вывести из яйца черной курицы [6. S. 346]. Рассказывали и совершенно мистические истории: если положить яйцо черной курицы в красный платок и сидеть щесть недель за печью, держа его под правой мышкой, не моясь и не молясь, то вылупившийся цыпленок будет быстро расти, а когда закудахчет, превратится в гадкую кошку, которая яростно мяучит, а потом превращается в черного мужичка, который обещает хозяину обеспечить все, что не будет против принципов этого «помощника». В дни полнолуния он мучит домашних, так что они громко плачут, а утром у них на лице синяки, которые они скрывают платками [29. S. 306].
55 По некоторым верованиям «скршитек» приносит зерно или деньги через трубу дома, принимая облик вихря или огненной цепи (как rarášek). Также верят, что домашний «скршитек» крадет для своего хозяина урожай от соседей, у которых на поле остаются полосы пустых колосьев [32. T. 3. S. 913].
56 В быличках «скршитек» бывает зловредным и мстительным, спутывает девочкам волосы в колтун, шумит, дразнит собак, стучит ткацким станком. От него трудно или вообще невозможно избавиться (например, его можно было продать, задать невыполнимую работу или сшить ему новую одежду и отнести на перекресток).
57 Местами верили, что есть «скршитки», которые живут у родника, были лесные «скршитки» (им оставляли жертвы на пне), полевые «скршитки», которые могли портить урожай, их первоначальный вид – гномы [29. S. 309].
58 Rarášek, rarašík, rarach, raroch, ю.-чеш. и морав. ra(n)dášek, силез. jarášek – демон, отождествлявшийся с ветром, вихрем, с метеором, огненной птицей, а потом и с летающим змеем, приносящим хозяину богатство. Функция увеличения благосостояния семьи сблизила «рарашка» с домовым демоном. Как домовой он мог выглядеть белым карликом в шапочке, который живет под людской (Луштенице, окр. Млада-Болеслав, ср.-чеш.) [21. S. 28]. Но чаще «рарашка» видели летящим через трубу в дом и выпускающим из пасти огонь. Как и других демонов-обогатителей, «рарашка» либо покупают, либо выводят из первого яйца черной курицы, тогда он выглядит как черный цыпленок. Его кормят кашей, откладывают часть еды в миску под столом. Он помогает в хозяйстве, приносит деньги, зерно и другие блага, которые забирает у соседей; кто постоянно носит при себе «рарашка», тому везет в игре. В Моравской Словакии рассказывали, что цыпленок-rarášek все время купается в золе, но когда человек чего-нибудь захочет, он превращается в огненного дракона, raracha, и приносит желаемое [37. S. 705]. Есть сведения, что он появляется и летает туда, где ругаются и ссорятся, может превратиться в змею [37. S. 713].
59 Plivník, plinik, plevník, plevec – дух-обогатитель в виде мокрого черного цыпленка или в виде огня с неба. Берет добро у других и приносит хозяину. Дома живет чаще всего за трубой, у печи. Прилетает в дом через трубу в виде огненной цепи и приносит много зерна и денег. Хозяин должен кормить его той же едой, которую ест сам. Если «пливник» не найдет еды, ночью громыхает посудой и душит хозяина. Его также называют prašivec [35. S. 52]. «Пливник» может иметь вид красного (огненного) петуха, который держит в когтях горящую свечу; огненных искр; огненного аиста, который садился на гребень дома и смотрел внутрь: если люди хотели богатства, он гнездился у них, если нет, то улетал, злобно щелкая клювом. Но чаще всего «пливника» находили в виде мокрого цыпленка на поле. Его также можно было вывести из яйца черной курицы, которое надо носить девять дней под левой мышкой [34. S. 155].
60 Как демон-обогатитель в Моравии известен широко распространенный в Словакии zmok, smok, zmek, zmak, диал. морав. šmak, čmak, čmák ‘дракон’, ‘змея с золотой короной, которая сжигает все там, где проползает’ [9. S. 548; 31. T. 3. S. 482, Т. 7. S. 719; 7], ‘дракон, большая змея’ [34. S. 153]. Верили, что «змок» прилетает в дом через трубу в виде огненной метлы или огненного цыпленка. Избавиться от него можно, положив его на то место, где его нашли, при этом идти молча и не оглядываясь. Или подарить его соседу [34. S. 152, 153].
61 В Моравии же дух-обогатитель изредка назывался haušpigl – он был величиной с палец, жил в шкатулке. Избавиться от него было непросто, а владеть – опасно. Согласно быличке, по окончании срока службы он задушил хозяина [37. S. 705]. Известно и имя kobold.
62 Упоминается в качестве демона-помощника также pikulík, демон, который служил торговцам лошадьми или извозчикам, чтобы у них были хорошие кони [32. T. 3. S. 913].
63 Духи времени
64 Полудница – polednice, poledníčka, polodnice, poluda, polední bába, морав. połednica; ее мужская ипостась – poledníček, poledník – злое демоническое существо, появляющееся в полдень. Полудницу очень боятся. Она летает в вихре, а до кого дотронется, тот скоро умрет. Полуденные демоны пугают людей, наводят марево, видения, разбрасывают несвязанные снопы, завлекают в лес и водят до изнеможения. В некоторых местах верят, что полудница похищает новорожденных, как из домов, так и с поля во время жатвы [35. S. 102–103; 32. T. 3. S. 768; 21. S. 25].
65 Подобны полудницам по функции kosířky, маленькие женщины в белом, с длинными острыми серпами в руках. Живут на полях в бороздах и прогоняют детей, которые рвут стручки; рассказывают, что они отрезают детям голову и кладут в мешок. В полдень прогоняют всех людей с поля домой [34. S. 139].
66 Оба эти персонажа близко смыкаются с полевыми демонами по месту обитания и функционированию.
67 Půlnočnice – мифическое существо, появляющееся в полночь [31. S. 139]. Упоминается и ночной дух nočnica [15. S. 235], известный в Силезии как ночной кошмар, мучающий спящего [31. T. 10. S. 213].
68 Детей, чтобы они не гуляли допоздна, пугали страшилищами nocula [31. T. 6. S. 1202] и klekanice, или klekáníček (< klekání ‘благовест’), которые хватают тех, кто находится на улице вечером после звона колоколов (Пошумави) [18. S. 63], (Моравия) [10. S. 223]. Клеканицей (klekanice) называется также полудница, поскольку она появляется при полуденных звонах к молитве. В нее верят в некоторых районах Моравской Словакии [37. S. 707].
69 Демоны судьбы у чехов назывались sudičky, sudice или věštice. Обычно «судичек» три, но иногда только одна или несколько – четыре, пять, семь, девять, с королевой во главе. С их появлением все впадают в крепкий сон. Они предсказывают новорожденному продолжительность жизни, его успехи, социальный статус, как он умрет и т.п. Выглядели они либо как старые женщины, либо как белые девы. Но видеть их мог лишь человек, родившийся в воскресенье на новой (после нового месяца) неделе, или тот, кто посмотрит при определенных обстоятельствах сквозь отверстие от выпавшего сучка [23. S. 22].
70 Распространено мнение, что первая «судичка» прядет нить судьбы человека, вторая ее отмеряет, третья отрезает. Верят, что дарами и жертвами можно склонить «судичек» к благоприятным предсказаниям. Поэтому для них оставляли на столе угощение (хлеб, соль, масло, кое-где и сыр, и пиво). После крестин также оставляли на столе остатки еды. Верили также, что «судички» могли незаметно подменить дитя; это случалось особенно тогда, когда они не находили все приготовленное для купания младенца. Поэтому до крещения не спускали с ребенка глаз [35. S. 56–59]. Суд «судичек» неотвратим и должен обязательно исполниться [21. S. 18].
71 В р-не Немецкого Брода (край Высочина) верили, что «судички» определяют судьбу по расположению планет (Луштенице) [21. S. 18].
72 Души умерших
73 К демоническим персонажам относятся души нечистых покойников, умерших неестественной и преждевременной смертью, в том числе души новорожденных до крещения, души ведьм и колдунов, а также души людей, совершавших при жизни несправедливые поступки. Не принятые на «том» свете, они вынуждены отбывать наказание или искупать грехи на земле. Если люди, с которыми они встречались, помогали им (благодарили, молились, благословляли, крестили), души освобождались и отправлялись на небо. Однако души злых людей (упыри) были особенно зловредными, вместо раскаяния они вредили живым и даже могли убить их. Избавиться от них можно было только нарушением целостности тела такого покойника в гробу (его пробивали осиновым, боярышниковым, терновым колом, отрубали голову, пробивали гвоздем и т.п.) или уничтожением выкопанного из могилы тела.
74 Блудные души, которые не нашли покоя и блуждают по свету в виде блуждающих огоньков, пока им не выйдет прощение, назывались bludné duše, bludičky, bluďáci, světýlka, sjetylka, světélka, světlíčka, svétidla, světlíky, světlice, světlušky, světlonoši, světlonosi, světlonošky.
75 Согласно общим представлениям, утопленники, висельники (utopenci a oběšenci), а также самоубийцы и некрещеные младенцы «водят» тучи и вызывают ливень и град. Рассказывали, например, что, когда надвигались градовые тучи, отец утонувшего недавно крикнул сыну, чтобы тот держал тучи, сколько может; в другом рассказе человек совершенно серьезно грозил соседям, что наложит на себя руки и будет приводить на город градовые облака (р-н Пелгржимова, ю.-чеш.) [17. S. 63–64]. С висельниками связывали также внезапно налетевший сильный ветер или вихрь. Иногда считалось, что блуждающими огоньками становились только те самоубийцы, которых хоронили на месте смерти (на болотах, в лесах и т.п.), а похороненные на кладбище в огоньки не превращались (Выгень у Велешина, ю.-чеш.) [47. S. 480].
76 Вторая группа буждающих душ – это согрешившие соседи, переносившие межевой камень, которые в р-не Велешина так и назывались – mezníci («межевики»). Эти огоньки кричат: Kam ho dám? Kam ho dám? (Куда его положить?). Если никто не ответит: Dej ho, kde ‘si ho vzal (Положи его туда, где взял), он продолжает отбывать свое наказание, ежедневно таская на себе тяжелый камень (Выгень около Велешина, ю.-чеш.) [47. S. 480].
77 Третья группа – это души умерших некрещеными младенцев – nekřtěňátka, которые летают в виде огоньков и просят крещения или имянаречения, плачут ночью около кладбища. В Моравии дети, погубленные собственной незамужней матерью, zahubenčata, плачут на том месте, где были закопаны, и жалуются, что мать не дала им даже рубашки [21. S. 139–140].
78 Души nekřtěňátek блуждают по поверхности озер и болот в виде маленьких огоньков, которых называют ohnivá děťátka, světýlka, světlušky; их представляют себе как детей с зажженными факелами в руках. Они наказывают только тех, кто их дразнит, вызывая у них жуткий страх (ю.-чеш.) [19. S. 244]. Души этих малых деток ищут помощи – освобождения от блуждания от добрых людей, поэтому появляются около тех, кто молится, и улетают от тех, кто ругается.
79 В быличках эти группы блуждающих огоньков часто не различаются. Все огоньки и блудички «танцуют» на лугах, преследуют человека, особенно когда их позовут или им посвистят, заводят людей в болота, нападают на человека и могут его растоптать (человек спасается, накрываясь корытом или кадкой). Мотив освобождения блудной души представлен в быличках, где огоньки провожают ночного путника до дома, светят извозчику, который чинит сломавшееся колесо, прилетают к человеку, который нуждается в свете. После произнесенной человеком благодарности – Pozdrav pán bůh! Zaplať pán Bůh! (Благослови Бог! Заплати тебе Бог) блудные души радостно улетают.
80 К редким сюжетам относится рассказ о том, что на месте, где срубили старые могучие деревья, появились огоньки, которых раньше тут не было; объяснялось это тем, что души отбывали свое наказание на каком-то дереве, но теперь вынуждены искать другое дерево, поэтому они плачут [18. S. 38].
81 Особый тип блуждающих огоньков – «огненный мужчина», ohnivý muž, или ohnivý. С ним связаны те же былички, что и об огоньках: о том, как он посветил на дорогу и помог добраться домой; как он приходил к дому и сидел на окне; как человек, которому он помог, поблагодарил: Pán Bůh tě pozdrav! а «огненный мужчина» ответил: Na to jsem čekal sto let (Этого я ждал сто лет) и тут же пропал [43. S. 396]; о том, что избавиться от него можно только руганью; и что он согрешил, перенося межевые камни или забрав камень, предназначенный для постройки костела, для строительства своего дома, или увлажнял зерно перед продажей, чтобы оно стало тяжелее.
82 Иногда ohnivý muž превращается в отдельного персонажа, описываемого как огромная огненная фигура мужчины, столб высотой два метра, горящий сноп соломы, иногда у него только огненные глаза и огненный язык. Он тоже считается заклятым духом, пасет заклятый скот, не переносит свист и за это может растоптать, провожает ночных путников в лесу, за что ему надо сказать «спасибо»: Zaplať ti to Kristus Pán. Изредка он представляется как страшный персонаж со звериной головой, окружен ореолом или огнем, светится, но не сгорает (Пошумави) [18. S. 64]. В Хомутове (Устецкий край, с.-з.-чеш.) он носил свою голову под мышкой, и где появлялся, там разгорался пожар [21. S. 35].
83 Персонификации болезней и смерти
84 Многие болезни понимались как инородные сущности, вселившиеся в человека, и потому для исцеления их старались выгнать разными способами, в первую очередь с помощью омывания, окуривания, заговора. Из характерных для чешско-моравской традиции болезней называют divý pláč dětsky – дикий (безудержный) детский плач, обычно по ночам, который лечат заговорами, предлагая диким лесным людям обмен: забрать дикий плач от ребенка и вернуть ему его природный человеческий [6. S. 289–290); колтун, или гостец, имеющий разные наименования – hostec, koltun, mamunik, skřitek, skřotek – в соответствии с неясной этиологией и различными проявлениями этой болезни, которая, как верили, передвигается по телу, может войти в кости, кожу или выйти в виде колтуна (свалянных волос).
85 Nátka, или nátcha, как и vřed – злое существо, происходящие от гордых ангелов, которых Бог сверг с небес и осудил ходить по земле [16. S. 121]. Злым духом также считается nežit, nežitek, vřed (‘нарыв’) и ряд других.
86 Персонифицированная Смерть называется smrt, smrtnice, smrtná žena, kmotřička smrt (кумушка смерть), kmotra s kosou (кума с косой), tá s kosou (та с косой), bílá s kosou (белая с косой), holka s kosou (девка с косой), zubatá (зубатая), múra (мора)], tetka s perem (тетка с пером – поскольку у нее белое перо на шляпе), neznámá paní (незнакомка).
87 Термины smrtka, smrtnice, smrtonoš(ka), smrtholka, smrťola, smrtolenka, smrtelnuška используются также для обозначения чучела Смерти и обрядового деревца – олицетворения зимы в календарной обрядности великопостного периода. Имена Morana, Mořena, Mařena, обозначающие Cмерть, соотносятся с именем богини зимы и смерти, сохранившемся не только в народном календаре, но и в пословицах: Proti Mořeně není kořeně (От Моржены (смерти) нет снадобий); Mořena na něj sáhla (Моржена (смерть) его коснулась) [21. S. 16].
88 В поверьях и быличках Смерть представляют в виде худой женщины в белом, часто с косой. Появление Смерти перед умирающим сопровождается звуком, похожим на шум сминаемой бумаги. Smrtná žena обходит дом вокруг или ходит под окнами дома, где должен кто-то умереть. Но в р-не Рожнова (морав.) верили, что тот, кто увидит Смерть своими глазами, будет долго жить. Смерть может принимать зооморфные образы: белой кошечки, которая вдруг садится на карниз и громко мяучит; большого черного пса, который всегда ложится перед домом, где лежит умирающий; или чего-то неопределенного – какой-то белой фигуры, тени.
89 На территории Чехии распространен европейский сюжет о том, как бедняк ищет для своего ребенка справедливейшего кума/куму. Не взял ангела, св. Петра, черта и Бога. Удовлетворила только Смерть, которая одарила своего крестного способностью лечить, за исключением случаев, когда она будет стоять в головах больного. Он обманывает смерть, поворачивая кровать [32. T. 3. S. 929].
90 Черт – čert, satan, ďábel, luciš, luček, vrag/vrah, psina, kozel, vlk, rarášek, rarách, rachvala, drak, zmek, cmak, skřietek, šlak, ďas, ďasek, ďasel, ďach, oný («тот»), parom, pěrun, zlý, rohatý, pekelník, pokušitel – персонаж многоликий, персонифицирующий зло и несчастье, носитель всего отрицательного. Он объединил в себе и черты дохристианские (языческих духов и богов) и христианские, поэтому и его имена, и его внешний вид, и его функции настолько многоплановы.
91 Черта представляют себе черным, рогатым, с копытами и хвостом, как на иконах, но также и в виде вихря (известна быличка о бросании ножа в вихрь), огненного петуха, который сторожит клады, ночью летает как огненный шар с хвостом [37. S. 717], в антропоморфном виде, и др.
92 Волколак
93 В чешской и моравской народной демонологии vlkodlak, vyľkodlak – это, как и в других славянских и европейских традициях, человек, который время от времени превращается (или колдун его превращает) в волка, и в этом виде нападает на людей и зверей. В Силезии существует поверье, что волколак – это человек, который может в любой момент превратиться в волка, при этом ему достаточно перекувырнуться через колоду или поваленное дерево; тем же способом он может и вернуться в человеческий облик [34. S. 181].
94 Поверья о волколаке позже контаминировали с поверьями о других мифологических персонажах. Например, волколаком считался человек, из которого ночью выходит душа в волчьем образе (как у Всеслава из «Слова о полку Игореве»); к середине XIX в. термин у чехов уже не употреблялся [24. S. 11–12]. Сохранилась пара быличек (хотя информация о волколаках на территории Чешской республики единичная, см. [33. S. 97]). В одной из них «влкодлаком» называется заколдованная девушка, которая ночью сбрасывала с себя шкуру, а смелый человек освобождал ее от заклятия. В другой представлен традиционный сюжет о том, как хозяин-колдун перекувырнулся за гумном через колоду и превратился в волка, а работник подсмотрел за ним и тоже обернулся волком, долго бегал по лесам, но не смог сам обернуться человеком; наконец, хозяин догадался, что это не настоящий волк и перекинул его обратно через колоду (Хрудимско, Пардубицкий край, в.-чеш.) [11. S. 238–242].
95 Полудемонами называют людей со сверхъестественными способностями. Ведьмами и колдунами – тех, кто делает зло; целителями, предсказателями, облакопрогонниками и «знающими» – тех, кто делает добро.
96 «Ведьмарская» терминология разнообразна, включает также заимствования: čaroděj, čarodějník, čarodějnice, čarovník, čarovnice, čaromůra, kouzelník, kouzelnice, mág, šaman, ježibaba, редк. baba čarodená; морав. bosor(k)a, bosorkyňa, bosořice, bosor, bosorák, stryga, striga, střiga, střyga, boboník, bobonkář, bobonica, újemnice, также морав. валаш. čaragaňa, megera, magara, čagara, stryga, strigoň.
97 Обычно это старые люди с телесными и поведенческими особенностями и дурным взглядом. Но иногда ведьмами могут быть и молодые и красивые женщины, особенно живущие одиноко или чем-то отличающиеся от остальных.
98 Ведьмы наносят ущерб соседям, отнимая у чужих коров молоко и насылая на скот мор и болезни; переносят с чужих полей урожай, вызывают бури, град и дожди, насылают несчастья на дом (пожар, наводнение, невезение в делах) и на отдельных людей (неудачи, порчу, болезни и смерть). С другой стороны, ведьма может оказывать услуги: чарами вызвать любовь, погадать о будущем, дать совет в делах, наслать по просьбе одного соседа, из мести, порчу на другого.
99 Действия ведьм называются: čarovat, učarovat, udělat, činit (‘сделать’), колдовство – čary, čarování, bosoření, bobonek, bobonec, boboňk, bobonka (в том числе это и лечебные действия). Например, ведьма ходит голой по полям, собирая росу на полотно и отнимая тем урожай, а потом «доит» повешенное через жердь росное полотно, отнимая молоко у соседских коров; крадет навоз или какие-то предметы из чужого дома для наведения порчи; произносит заговоры и заклинания, в том числе христианские молитвы, произнесенные наоборот; делает фигурки из глины или воска (lepenec), в которые заливает ногти или волосы человека, отчего этот человек тяжело заболевает и умирает [32. T. 2. S. 96; 17. S. 94–95]. В Валахии ведьме приписывается также подмена здоровых детей больными (bosorča) [25].
100 Особенно опасны ведьмы в неделю перед Пасхой, перед 1 мая, в святоянскую ночь (ночь на Ивана Купалы), день Петра и Павла, в рождественский Сочельник и на Трех королей. В ночь Филипа и Якуба (30 апреля) и в другие летние дни они слетаются на шабаши (sabaty, rajdy), вылетая в трубу на метлах, угощаются, мажутся волшебными мазями и летают на луга собирать росу, то есть урожай (táhne užitek).
101 Защитой от ведьм является их распознание (многочисленные практики приурочены к рождественскому сочельнику и Великой пятнице), ношение при себе магических растений, амулетов (красной нитки на запястье), соблюдение запретов (например, одалживать что-либо после отела коровы) в определенные дни или время суток. Верили также, что ведьмы и ведьмаки не смогут навредить, если вылить им вслед воду; если после их ухода воткнуть нож в косяк двери; если перед днем Филипа и Якуба обложить пороги дерном, и т.п.
102 К ведьмам на чешской территории относится также «мура» (и ее мужское подобие): mora, můra, můrka, morás, morús, morous, moroň, morák, mořap, mořup, moříš, mořman, mořena, morová panna, редк. maro, zmora – душа ведьмы , которая давит во сне, душит или сосет кровь, а у рожениц и молоко. Человек, которого давит «мура», видит кошмары, хочет кричать, но не может даже пошевелиться. Люди, у которых «мура» забирает силу, сохнут и умирают. «Мура» может «ходить» и на коней, тогда утром они потные, с заплетенной косичками гривой, не хотят есть. Если «мура» «ходит» на деревья, то высасывает из них сок, и они засыхают.
103 «Мурой» может стать не только ведьма, но и ребенок, родившийся с зубом; седьмая дочь в семье, где нет ни одного мальчика; ребенок, дважды отлученный от материнской груди; некрещеный ребенок, которого перепрыгнет кошка; ребенок, мать которого до церковного обряда очищения выходила из дому. Если новорожденному с зубом дать в рот сначала кусочек дерева, он будет «ходить» на деревья, а если мать даст ему сразу грудь, то будет «ходить» на людей.
104 Душа «муры» ночью выходит из тела, лежащего дома недвижимо, и в виде белой кошки, бабочки, стебелька или перышка пролезает в чужой дом, в маленькие щели, в замочную скважину. Чтобы проникнуть в дом, некоторые ведьмы выпускают свои внутренности и оставляют их снаружи. Если посыпать их сечкой, «мура» будет испытывать нестерпимую боль или умрет. В Моравии «муру» представляли себе также как маленькую сухонькую женщину, старушку, как кошку или собаку.
105 Для защиты от «муры» делали освященной водой крест на дверях; рисовали освященным мелом куколок вниз головой; клали на пол или на метлу у двери грязную детскую пеленку; ставили у кровати ботинки, поменяв местами левый и правый; сыпали вокруг кровати мак; в головах клали соленый хлеб и нож, топор или другой острый предмет; на окна ставили кукол, вымазанных детскими испражнениями; мазали себе грудь куриным пометом или собственными испражнениями; рисовали на постели одной линией, не отрывая руки, «мурью ногу» (muří nohu, или skřítkovu nohu – пятиконечную звезду); читали заговор против «муры». Или сторожили «муру» ночью и разрезали соломинку или перышко (в которые она обращалась), замеченные в замочной скважине, старались ударить «муру» топором. Оберегом от «муры» является также плаун обыкновенный, также называемый můří noha; плаун разбрасывают перед домом, чтобы «мура» запуталась в этой траве и больше не приходила (Глубоцко, Злив, ю.-чеш.) [13. S. 167].
106 Освободиться от «муры» можно также, если человеку, о котором думаешь, что он и есть «мура», сказать это в глаза (Глинецко, в.-чеш.) [6. S. 344]. Почувствовав ночью тяжесть, пообещать «муре» подарок (обычно хлеб), например: Přijď si ráno pro chléb s máslem (mouku, hrách)! (Приходи утром за хлебом с маслом (за мукой, горохом)) (Пошумави, Загоржи) [18. S. 130]; Dondi k nám zejtra, dám ti osolenýho chleba (Приди к нам завтра, дам тебе посоленного хлеба) [37. S. 716]; Můro muroucí, peklo horoucí, příď zejtra k nám, něco ti dám!([Мура морящая, пекло горящее, приди завтра к нам, что-то тебе дам!) (Хотеборжско) [45. S. 224]. Она обязательно придет (в человеческом обличии), встанет у двери и будет молча ждать. Ее не надо ни о чем спрашивать, надо лишь дать ей обещанную вещь, и она уйдет и больше не будет вредить.
107 Многочисленны у чехов и мораван поверья о сглазе и порче. Под сглазом понимается нанесение вреда здоровью через пристальный, «сильный» взгляд (морав. ohlédnutí, přehlídka, глагол ohlédnout) или через слово, произнесенное в эмоциональном состоянии («оговоры»: uřknutí, ouroky, úroky, uřklavina, huřklina (ю.-чеш.), ourčej, oučej, ouřk, hodit úrok); оба вида сглаза терминологически смешиваются. Сглаз может быть намеренным (из-за дурных мыслей и чувств) или невольным, например, когда человек удивится чему-то или кому-то, если посмотрит слишком пристально, искоса или через плечо, или скажет похвалу неумытым, если двое людей встретятся взглядом, или если голодный посмотрит на того, кто ест. То есть сглазить может любой человек, например, с черными, зелеными, покрасневшими, косыми глазами, с пронзительным взглядом, с длинными ресницами, со сросшимися бровями, с воспаленными веками; чужой (цыган) или человек необычного роста, старая женщина и даже животные. И сглазить можно любого, особенно ребенка, роженицу, в том числе домашних животных, птиц и растения, пищу и даже радугу и месяц. Человек может сглазить и сам себя, если чем-то очень хвалится. Сглаз особенно опасен во время еды и во время сна, при посещении хлева, на перекрестке.
108 Сглаз проявляется тошнотой, слабостью, обмороком, потом похуданием и заканчиваются смертью; каждая детская болезнь считалась вызванной сглазом или порчей. Домашние животные при сглазе становятся беспокойными, бесплодными, больными.
109 Существует большое разнообразие оберегов от сглаза: слова Neúroku! или Bezuroku! (Чтобы не сглазить!) или Požehnej Pán Bůh! (Благослови Господь Бог!), жесты (например, кукиш, «стрелка», «рога»), действия (постучать трижды по дереву, сплюнуть, дохнýть, скрестить ноги и т.п.), предметы (красная нитка на запястье, вышивка, ленты, бусы; голова змеи, убитой на св. Юрия, хвост ласки и др.).
110 Лечение сглаза включало в себя умывание и питье воды с горящими угольками, умывание росой, питье отваров растений, окуривание, заговоры. Также использовалось и прямое обвинение человека, подозреваемого в том, что он сглазил.
111 Самым опасным считается сглаз от ведьм, которые ходят по домам и высматривают жертв, берут предметы с чужих дворов, с помощью которых наводят порчу. Для обозначения порчи (действия и результата) используются названия с внутренней формой «сделать», «навредить», «наколдовать», «остудить», «услужить»: udělání, podělat, porobit, činiti, účinek; uhranutí, uškodit; počarovat; zostudit; posloužení, poslužiť.
112 Лечить и снимать сглаз и порчу призваны целители, которых называли «знающими»: vědomec, vědma, «лечителями»: hojař, hojitelka. Это добрые колдуны и ведьмы, помогающие людям.
113 Особенно ярко эта традиция, со своеобразной лексикой, называющей их «богами»: bohyně и boh, bůh, bohoň, božec1, božek, bůžek, bohyňář, bohynník, представлена на моравско-словацком пограничье в р-не Старого Грозенкова. «Божцы» и «богини» занимались диагностикой и терапией болезней, предсказанием будущего, поиском потерянных вещей, распознанием чар и ведьм, помогали в любовных делах. Могли также отводить град с полей на леса. Свои способности они приписывали Божьему дару и в практике всегда использовали молитву. Лечили заговоренной водой, «выливали воск». Профессия «божца»/«богини» наследовалась po přeslici («по прялке», т.е. по женской линии) или po meči («по мечу», т.е. по мужской).
1. Также «божцем» – božec – называли детские судороги (приписывались влиянию злого божества и заговаривались с помощью магии) (Йилемнице, Добрушка, с.-в.-чеш.), božec ‘судороги, корчи’ (Поличка, Старый Стоянов, Глинско) [7].
114 Страхи – это различные явления, считавшиеся ночными духами, привидениями, душами умерших, не нашедшими покоя, которые по ночам пугали человека своим появлением, звуками, окликанием: příšery, obludy, přeludy, přístrachy, strašidla, duchy. Любое сверхъестественное непонятное явление, морочащее человека, называлось mam, omam, mamidlo, mamona.
115 Страхи виделись в антропоморфном виде (рыцарь, священник, иногда безголовые) или зооморфном (например в виде коня, кошки, сыча), в виде черных или огненных явлений (černý muž, černý pes, červený pes, pes s ohnivýma očima, ohnivá kule, ohňiveс, ohnivý).
116 Страх – strach – не безобидное неприятное чувство. Внезапный испуг приводил к множеству болезней, прежде всего нервных, и особенно у детей (oulek, ouděs (букв. ‘испуг’, ‘ужас’), что проявлялось в ночном плаче и крике ребенка. От испуга, как верили, бывает также болезнь nátcha. Испуг требовал лечения заговорами и изгнанием его из тела, окуриванием волосами (шерстью), взятыми от испугавшего субъекта и т.п.
117 Чешская и моравская демонология имеют много общего с другими западнославянскими, а также ряд параллелей с южно- и восточнославянскими традициями. Чаще всего это архаические элементы, свойственные всем славянам. Объединяют чешско-моравскую и другие западнославянские вместе с западно-южнославянскими (словенской и хорватской) традициями также немецкие заимствования – как термины, так и сюжеты и поверья (сюжет о спящем в горé войске, о дикой охоте, о безголовых устрашающих персонажах и др.). Вместе с тем, не единичны и новые, фантастические элементы при характеристике демонов, особенно их внешнего вида и превращений, не свойственные традиционной народной культуре.

Библиография

1. Громанн Й.В. Предания языческой старины западных славян / автор-составитель Й.В. Громанн / пер. Волхв Богумил. М.: Амрита-Русь, 2014. 304 с.

2. Громанн Й.В. Языческие обряды и поверья западных славян (Чехия и Моравия) / пер. с чеш. Волхв Богумил, В.А. Бондаренко. М.: Велигор, 2015. 320 с.

3. Зайцева Н.И. Мифологическая лексика в чешском и словацком языках: дисс. ... канд. филол. наук / Белорусский государственный университет им. В.И. Ленина. Минск, 1975. 292 с.

4. Климова Д. Hospodářík в поверьях чешского народа // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология / отв. ред. С.М. Толстая. М., 2000. С. 162–176.

5. Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под общей ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 1995–2012. Т. 1–5.

6. Adamek K.V. Lid na Hlinecku. Praha: Archeologická kommisse při České akademii císaře Fr. Josefa pro vědy, slovesnost a umění, 1900. S. 336–355.

7. Archiv lidového jazyka Ústavu pro jazyk český AV ČR, Brno.

8. Bartoš F. Některé zprávy o skřítku dle dosavadních názorů lidu moravského // ČL. 1892. № 1. S. 285–288.

9. Bartoš F. Dialektický slovník moravský. Praha: Nákladem České akademie Císaře Františka Josefa pro vědy, slovesnost a umění, 1906. 566 s.

10. Z lidopisných sbírek Fr. Bartoše // ČL. 1902. № 11. S. 170–171, 118–119, 223–224.

11. Blažek A. Vlci a vlkodlaci na Chrudimsku // ČL. 1906. № 15. S. 236–242.

12. Blažek A. Pověsti a bytosti báječné // Chrudimsko a Nasavrcko. Díl 3 / red. V. Hanus. Chrudim: Výbor ku popisu okresu Chrudimského a Nasarvckého. 1912. S. 165–216, 400–423. URL: https://www.knihovna-cr.cz/chrudimsko-nasavrcko-dil-3-str-1-216, https://www.knihovna-cr.cz/chrudimsko-nasavrcko-dil-3-str-427-644 (дата обращения: 01.05.2022).

13. Bouchal Fr.V. Pověry o múře // ČL. 1907. № 16. S. 167.

14. Český jazykový atlas / vedoucí autorského kolektivu J. Balhar a P. Jančák. D. 2. Druhé elektornické, opravené a doplněné vydání. Praha: Ústav pro jazyk český AV ČR, 2012. 507 s.

15. Československá vlastivěda. Díl III. Lidová kultúra. Praha: Orbis, 1968. 784 s.

16. Čižmář J. Lidové lékařství v Československu. Brno: Tiskl Melantrich A.S., 1946. 165 s.

17. Charvat V.J. Z českého jihu. Sbirka jihočeského podání lidového // Matice lidu. Ročník XXXII. Č. 3 / red. J. Hrubý. Praha: Tiskem a nákladem knihtiskárny Dra Edv. Grégra, 1898. 174 s.

18. Daněk A. Báje českého Pošumaví. Praha: Kentaur polygrafia, 1994. 236 s.

19. Domorázek F. Lidové zvyky, pověry a báje při úmrtí a pohřbu. Mezi lidem v jižních Čechách / sebral F. Domorázek // ČL. 1895. № 4. S. 241–244.

20. Grohmann J.V. Pověsti z Čech / [z německého originálu Sagen-Buch von Böhmen und Mähren. Erster Theil, Sagen aus Böhmen, Prag, 1863, přeložil Radovan Charvát] Praha: Plot, 2009. 256 s.

21. Grohmann J.V. Pověry a obyčeje v Čechách a na Moravě / [z německého originálu Aberglauben und Gebräuche aus Böhmen und Mähren, Praha: Nakladatelství J.G. Calve, 1864, přeložil David Sajvera] Praha: Plot, 2010. 285 s.

22. Hruška J.F. Dialektický slovník chodsky. Praha: Nákladem Českej akademie Císaře františka Josefa pro vědy, slovesnost a umění, 1907. 127 s.

23. Huptych Mir. Černá slepice, aneb Kterak se líhne bazalíček, jenž do domu štěstí přináší. Praha: Československý spisovatel, 1991. 240 s.

24. Jireček J. Studia z oboru mythologie české // Časopis musea království českého. 1863. Roč. 37. Sv. 1. S. 3–28; Sv. 2. S. 141–166; Sv. 3. S. 262–269.

25. Kazmíř S. Slovník valašského nářečí. 2006. Díl 1. Valaško-český.URL: https://drive.google.com/file/d/0B3POwlwUY2zsSjhWbVd1MXBrem8/view?resourcekey=0-fHRDEjZ1uCH7PhLZM2ewag). Díl 2. Česko-valašský. URL: https://drive.google.com/file/d/0B3POwlwUY2zsdGozc1M0MXRNcXM/view?resourcekey=0-bcJ3iv2zI4nDJgD2VOMoOA (Дата обращения: 30.04.2022).

26. Kolář J. O Rybecoulovi // ČL. 1896. № 5. S. 439–452.

27. Košťál J. Vodník v podání lidu českého // ČL. 1892. № 1. S. 52–58, 244–249, 394–399, 468–472, 552–562.

28. Košťál J. Lesní panny / sebral Jozef Košťál // ČL. 1901. № 10. S. 205–207.

29. Košťál J. Skřítek (Postelníček, Koufníček) v podání prostonárodním // ČL. 1902. № 11. S. 305–310.

30. Košťál J. Stodolník chrání stodolu // ČL. 1910. № 19. S. 58.

31. Kott F. Š. Česko-německý slovník zvláště grammaticko-fraseologický. Praha: J. Kolář / František Šimáček, 1878–1893. URL: http://kott.ujc.cas.cz/ (дата обращения: 01.05.2022).

32. Lidová kultúra. Národopisná encyklopedie Čiech, Moravy a Slezska. Sv. 2, 3 / hl. red. S. Brouček a R. Jeřábek. Praha: Mladá fronta, 2007. 636 s.

33. Luffer J. Katalog českých démonologických pověstí. Praha: Academia, 2014. 239 s.

34. Máchal H. Nákres slovanského bájesloví. Praha: Academia, 1891. 224 s.

35. Máchal J. Bájesloví Slovanské. Praha: Nakladatelství J. Otto, 1907. 176 s.

36. Moszyński K. Kultura ludowa Słowian. Warszawa: Książka i Wiedza, 1967. T. 2: Kultura duchowa. Cz. 1. 836 s.

37. Moravské Slovensko. Sv. 2 / napsali A. Boháč, J. Černík, J. Folprecht, J. Húsek, K. Chotek, J. Klvaňa, Fr. Kretz a L. Niederle, red. L. Niederle. Praha: Národopisné Museun Českoslovanské, 1922. (Národopis lidu československého; d. 1). 887 s.

38. Navrátilová A. Narození a smrt v české lidové kultuře. Praha: Vyšehrad, 2004. S. 114–123, 292–340.

39. Navrátilová A. Revenantství v české lidové tradici jako obraz cizího, nepřátelského světa // Studia Mytologica Slavica VIII. 2005. S. 115–136.

40. Paukner F.S. Had ve stavení podle pověstí milevského // ČL. 1927. № 27. S. 209–211.

41. Podliska J. Pověry z Předbořic (Milevský okres) // ČL. 1929. № 19. S. 171–177.

42. Rérych B. Hejkalové v Polensku // ČL. 1914. № 23. S. 436–437.

43. Rosůlek Fr. O muži ohnivém a světýlkách. Pověry z Pardubská // ČL. 1895. № 4. S. 394–396.

44. Václavík A. Výroční obyčeje a lidové umění. Praha: Československá akademie věd, 1959. 584 s.

45. Višek J.B. O můře. Z Chotěbořska // ČL. 1902. № 11. S. 277.

46. Vluka J. Ďadci čili hospodáříčci // Národopisný Sborník Českoslovanský. Vydává národopisná společnost Českoslovanská a Národopisné museum Českoslovanské / red. Fr. Pastrnek. Praha: Tiskl A. Wiesner, 1897. S. 63–65.

47. Zítek J. Pověsti o můře // ČL. 1906. № 15. S. 434–437.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести