Жизнь и деятельность светлейшего князя А.Д. Меншикова (1673–1729), ближайшего сподвижника и друга государя Петра Великого, представляет собой удивительно интересную страницу истории. Его неутомимая энергия, административные таланты, значительный вклад в государственное строительство, с одной стороны, и неуемные амбиции, любовь к наживе, неформальные связи – с другой, привлекают своей противоречивостью, многогранностью проявлений человеческой личности.

Отдельной страницей жизни А.Д. Меншикова, которую, к слову, не редко используют для оценки его государственной деятельности в целом, является тема злоупотреблений и коррупции. На протяжении последних лет своей политической карьеры Меншиков был замешан в череде судебно-следственных процессов, в ходе которых ему предъявлялись обвинения в хищении государственных средств, взятках, махинациях, земельных захватах, злоупотреблении властью и т.д. Тем не менее, каждый раз, несмотря на серьезность обвинений, потерю должностей и, казалось бы, катастрофическое положение, Меншикову удавалось сохранить свое могущество и выйти из судебных разбирательств с наименьшими потерями. Каким образом у него получалось отразить многочисленные обвинения? Что так стабильно обеспечивало его силу и опору?

Одним из наиболее резонансных процессов петровской эпохи по праву является Почепское дело князя Меншикова, связанное с его земельными захватами на Украине. Как известно, в благодарность за изгнание шведов из малороссийских территорий в ходе Северной войны в середине июля 1709 г. Меншиков получил принадлежавший ранее гетману И.С. Мазепе г. Почеп, а именно земли, относящиеся «до ратуши почепской» и «до двору гетманского». Постепенно князь начал увеличивать свои владения, захватывая казачьи земли. Уже в 1710 г. гетман И.И. Скоропадский универсалом отдал Меншикову под протекцию казаков почепской сотни «в такое же “послушание”, каким были и крестьяне» [7. С. 278]. На этом захваты не закончились: князь добавил к своим владениям Храповскую волость и продолжил округлять территории, хитроумно ссылаясь на межевание Г. Пушкина, проведенное для определения государственной границы между Россией и Польшей в 1638 г. и обозначившее границу Почепа только с восточной стороны. Первые жалобы казаков на Меншикова, как отмечает Н.И. Павленко, стали поступать государю в 1717 г., но активный ход разбирательствам был дан только в 1720 г., когда, назначенный для межевания дьяк И.Р. Лосев значительно расширил границы владений князя в Малой России, присоединив к ним земли Бакланской, Мглинской, большей части Стародубской сотни. С этого момента для Меншикова, еще не оправившегося от следствия по подрядным делам и подорвавшего беспрекословное доверие государя, начался новый период постоянного морального напряжения и судебных разбирательств, которые не сулили ему ничего хорошего.

При всей важности для понимания специфики петровской государственности и роли в ней Меншикова Почепское дело до сих пор не стало предметом специального исследования. Его ход, мероприятия следствия, причины, результаты, участники и связи между ними изучены крайне поверхностно. Наиболее полный очерк почепского конфликта был написан А.М. Лазаревским еще в XIX в., однако последние годы течения дела – с конца 1722 г. по 1726 г. обрисованы историком довольно скомкано [7. С. 274–324]. Кроме работы Лазеревского сведения о Почепском деле в исторических исследованиях в основном сводятся к отдельным упоминаниям в несколько абзацев лишь о том, что дело имело место и кардинально повлияло на степень доверия Петра к Меншикову [1. С. 438; 2. С. 95–96; 4. С. 124–125; 5. С. 167–176; 11. С. 770–771; 12. С. 225]. Исключением, пожалуй, является книга П.Н. Павленко «Меншиков: Полудержавный властелин», в которой историк, привлекая неопубликованные комплексы эпистолярных источников, актуализировал вопросы, касающиеся взаимоотношений Меншикова с другими государственными деятелями в ходе Почепского дела [8]. Отдельно развивается направление, рассматривающее данный конфликт в общей системе связей князя с представителями малороссийской элиты [6; 13].

Должно быть, отсутствие достаточного внимания исследователей к Почепскому делу во многом определяется тем, что систематизированного и хронологически выстроенного «Почепского дела» в архивных хранилищах не сохранилось. Среди материалов личной канцелярии А.Д. Меншикова под названием «Дело следственное о князе Меншикове по почепским его вотчинам о неправедном оных размежевании» находится небольшой по объему (30 л.) комплекс документов, который представляет собой пункты, составленные в ходе следствия на Генеральном дворе весной 1723 г., и ответы князя на них (к слову, ссылки на это дело не встречаются ни в одном известном нам исследовании)¹. Другие источники, которые в большинстве своем представлены источниками личного происхождения – письмами, доношениями, цедулами, выписками, содержащими сведения о действиях князя в ходе почепского разбирательства,распылены по различным фондам: Сената, Кабинета Петра I, личной канцелярии Меншикова и т.д.². Соответственно, трудности выявления источниковых комплексов влекут за собой трудности с реконструкцией целостной картины дела.

Таким образом, системное изучение Почепского дела – задача достаточно сложная и долгосрочная, требующая ряда исследований, тщательного восстановления хронологии и поиска новых источников. Не пытаясь охватить необъятное, в данной работе я сконцентрируюсь на отдельном аспекте, во многом позволяющем понять причины непотопляемости светлейшего князя в ситуации, когда его вина, казалось бы, полностью доказана, а доверие государя подорвано. Следуя за вектором, заданным Павленко, остановлюсь на изучении деловых и личных связей Меншикова, активизируемых им по мере развития Почепского дела. В рамках этого попробую понять, с помощью каких каналов князь обеспечивал прочность своих позиций, к кому из государственных деятелей он обращался за поддержкой и заступничеством и в принципе насколько выстраиваемые им связи оказывали влияние на ход дела.

Анализируя эпистолярное наследие Меншикова, условно можно выделить три направления, в рамках которых князь выстраивал личные и деловые связи. Во-первых, Меншиков стремился упрочить собственные позиции непосредственно на месте межевания, в Малой России, среди казацкой старшины и прочих должностных лиц. Во-вторых, он делал все возможное, чтобы установить контроль за деятельностью органов центрального управления, которые так или иначе были вовлечены в судопроизводство по почепскому разбирательству (Сенат, Иностранная коллегия, следственная комиссия на Генеральном дворе). В-третьих, князь искал пути влияния на Петра I, поддерживая контакты с доверенными лицами и государственными деятелями, входившими в его ближайшее окружение. Разберем эти направления по порядку.

До середины 1722 г. ход Почепского дела во многом определяла позиция гетмана И.И. Скоропадского, который открыто выступал против земельных захватов Меншикова, произвола, несправедливых межеваний и пытался с ними бороться. При этом Скоропадский на протяжении долгого времени был связан с князем тесными деловыми контактами относительно вопросов управления Малой Россией, хозяйственных и военных нужд³, что, должно быть, породило у Меншикова стабильные надежды повлиять на позицию гетмана и переманить его на свою сторону. Князь, как указывает Павленко, до последнего сомневался, «чтоб он сам мог подписатца» под обвинительными челобитными без чьего-то тлетворного влияния [8. С. 230].

Меншиков не раз пытался уговорить Скоропадского признать законность махинаций с почепским межеванием. Так, в июне 1720 г. в Глухов от князя, находившегося в Почепе, был послан бригадир Ф.И. Протасьев, который, помимо того что решал некоторые незначительные хозяйственные вопросы, информировал Меншикова о всех событиях и разговорах вокруг Почепского дела и, что более важно, должен был оказать влияние на Скоропадского и его супругу, «всеми мерами склоняя, чтоб господин гетман на желание вашей светлости исполнил»⁴. Гетман, тем не менее, ни в этот раз, ни в дальнейшем⁵ никаким уговорам не поддавался. Меншикова он стабильно не поддерживал: регулярно подавал государю челобитные, доношения, партикулярные письма с жалобами на самоуправства межевальщиков; просил ложному межеванию дьяка Лосева не верить и провести его справедливо; противодействия отправлявшимся к государю казацким делегациям не оказывал, наоборот, им способствовал⁶ [5. С. 172–173; 7. C. 279, 283–284; 8. С. 228–232]. Даже после того, как 8 марта 1722 г. при посредничестве П.А. Толстого, царского приближенного и родственника гетмана (младшая дочь гетмана была замужем за сыном Толстого)⁷. Скоропадский с Меншиковым пришли к компромиссному соглашению, по которому решено было для прекращения споров просить «высокоповеренных лиц» о медиации и рассуждении по материалам дела и чертежу спорных земель, «которые земли, куда были во владении»⁸, гетман передумал и подал государю очередную челобитную [8. С. 232]. Лишь уход из жизни Скоропадского 3 июля 1722 г. позволил Меншикову вздохнуть свободней, поскольку влиятельный оппонент, главный «двигатель» процесса вышел из игры.

После смерти столь активного в Почепском деле гетмана для Меншикова актуализировались другие каналы влияния на происходящее на Украине. Князь начал активно вовлекать в процесс своих служащих, обретающихся в Почепе. В фонде его личной канцелярии находятся комплексы писем и указов коменданту г. Почепа А.П. Гудовичу и служителю Г. Лукину, в которых поднимались вопросы, связанные с хозяйственными делами во владениях князя, межеванием и регулированием конфликтов с недовольными казаками⁹. Помимо чисто управленческих вопросов, Меншиков обращался к служащим за посредничеством в выстраивании отношений с наказным гетманом П.Л. Полуботком, глуховским комендантом Б.Г. Скорняковым-Писаревым, генеральным судьей И.Ф. Чернышом, генеральным писарем С.С. Савичем, генеральным бунчужным Я.Е. Лизогубом, а также с президентом Малороссийской коллегии С.Л. Вельяминовым и посланным в 1723 г. к проверке межевания полковником С.И. Давыдовым¹⁰.

Бесспорно, в столь важном деле Меншиков не мог полагаться исключительно на своих почепских «агентов»-служащих. Он сам бывал на Украине (1720 г.), лично поддерживал переписку с казацкой старшиной и членами Малороссийской коллегии, посылал туда новых «агентов», например в 1722 г. в Глухов с письмами и инструкциями от князя был отправлен полковник Л.Г. Ларионов. В целом Меншиков старался всячески обеспечить лояльность малороссийских должностных лиц и, как следствие, предотвратить их вмешательство в ход Почепского дела не на своей стороне. Кроме того, ему важно было прекратить дальнейшие казацкие выступления и критику в свой адрес, которые доставляли немало хлопот, и, уж тем более, не допустить новые поездки недовольных делегаций к царю. В любом случае Меншиков стремился, чтобы в<em>е</em>сти, приходящие из Малой России, не усиливали недовольство государя и позволили ему спокойно решить почепский конфликт в центре, в инстанциях, которые непосредственно вели по нему судопроизводство.

Насколько связи Меншикова и деятельность его украинских «агентов»были эффективны? В 1722 г. Ларионов послал Меншикову письмо с оценкой лояльности представителей казацкой старшины: «полковник Полуботок сказал, что он в самой истинне служить вашей светлости рад, а по всему видно, что одна ево политичная отговорка, и сяго я признал самую его к стороне вашей светлости незычливость. Судья Черныш всем сердцем служить вашей светлости желает, толко силы мало какой имеет, однако ж обещался вашей светлости служить щиро, сколько возможно, и просил донести вашей высококняжеской светлости, чтоб ваша светлость изволили его содержать в высокой своей милости. Писарь генералный Савич також верно служить вашей светлости обещался и писмо свое до вашей светлости мне вручил, которое посылаю з господином Веревкиным. Есаул Жураковский, как известно вашему светлейшеству, что он старой дурак, и говорить с ним было ничего неможно. Толко говорит, что де и так он много пострадал и писать ему ныне до вашей светлости нечего, а обещался писать впред, когда будет он при свидетелстве почепской межи, и словами я ему Жураковскому говорил, о котором ваша светлость известен, которые он слышать не хочет, из чего видно, что он от других наущен и утвержден. Валкович во всех силен, и слушают его. Брегадир Вельяминов и полковник Скорняков-Писарев вашей высококняжеской светлости как прежде служили, так и ныне служить обещались, и мне они помогали»¹¹. Во многом соображения Ларионова соответствовали правде – практически все из названных лиц в личных письмах обещали «служить» князю, но мало кто спешил переходить от общих обещаний к реальным действиям¹². Исключением являлось, пожалуй, межевание, проведенное Скорняковым-Писаревым, за которое межевальщик впоследствии жестоко поплатится [10. С. 201–202], да некоторые мероприятия, проведенные при помощи Малороссийской коллегии по задержанию и отправке к следствию некоторых казаков¹³.

В итоге устанавливаемые Меншиковым на Украине связи давали лишь относительный результат. Не желая вступать в открытый конфликт с могущественным князем и извлекая выгоду из его покровительства, представители казацкой верхушки информировали Меншикова о происходивших событиях, предпринимали действия, должно быть, отчасти сдерживавшие недовольство казаков, и тем самым помогали ему держать ситуацию под контролем. Однако малороссийским «агентам» Меншикова не удалось изменить главного – ни оказать давление на посланного для очередного межевания Почепа Давыдова, ни воспрепятствовать выражению казацкого недовольства. Принципиально на ход Почепского дела они не влияли. Тем более, что к рубежу 1722–1723 гг. все больше и больше значения приобретали те события, которые происходили в Санкт-Петербурге и Москве, где непосредственно разворачивался следственный процесс.

Второе направление интересов Меншикова распространялось на создание прочных связей или поддержание старых с представителями органов власти, к чьей компетенции относилось судопроизводство по Почепскому делу. Таковыми являлись Сенат и отчасти Иностранная коллегия, которая вела переписку с малороссийскими должностными лицами и в которую передавались грамоты и челобитные, полученные государем от казаков.

В известных нам источниках упоминаются лишь отдельные контакты Меншикова с должностными лицами Иностранной коллегии, осуществляемые через адъютанта С.Т. Нестерова. В конце августа 1720 г. в Санкт-Петербург прибыл генеральный есаул П.В. Валкевич, который передал Петру письмо Скоропадского и челобитную от казаков Стародубского полка. Оба документа без прочтения были отданы государем Г.И. Головкину в Иностранную коллегию, куда несколькими днями ранее Нестеров по приказу князя передал копии с писем Протасьева, доношение и челобитье за рукой Меншикова¹⁴. О судьбе документов из Малороссии Нестеров сообщал: «а сего числа в Каллегии иностранной спрашивал я Василья Степанова¹⁵, и он сказал, что распечатал писма он, а не чтены, и отданы для переводу. А как переведены будут, обещали дать копию. И как скоро получу копию, того часу к вашей светлости пришлю с нарочным куриэром»¹⁶. В дальнейшем среди материалов корреспонденции, поступавшей от Нестерова, какой-либо копии гетманского письма мы не находим. Известно только упоминание о переводе гетманской грамоты, имевшемся у Толстого, содержанием которого последний любезно поделился с кабинет-секретарем А.В. Макаровым, а тот, должно быть, сообщил Меншикову¹⁷.

От имени Меншикова Нестеров обращался к вице-канцлеру П.П. Шафирову. Шафиров, по словам адъютанта, обещал «служить яко благодетель»¹⁸, однако какой была его реальная помощь и насколько она была эффективной, по источникам не прослеживается. Тем более, что параллельно к Шафирову писал гетман Скоропадский, пытаясь добиться справедливого межевания [6. С. 419]. Впоследствии негативное отношение вице-канцлера к земельным захватам Меншикова проявилось в ходе произошедшего в 1723 г. в Сенате конфликта между обер-прокурором Г.Г. Скорняковым-Писаревым и Шафировым, среди материалов которого сохранились довольно резкие высказывания¹⁹последнего как о роли брата обер-прокурора в межевании почепских земель, так и в принципе о злоупотреблениях князя²⁰.

Сведения о деятельности Сената, к чьей юрисдикции относилось делопроизводство по Почепскому делу, Меншиков получал через своих информантов разного ранга. Так, князя связывали продолжительные деловые и личные отношения с генерал-прокурором Сената П.И. Ягужинским. Ягужинский летом 1722 г. сообщал Меншикову о настроениях в Сенате, отмечая, что «в Сенате по-старому крикливо да неспорно в делах продолжаетца»²¹, а затем доносил о назначении для свидетельствования межи подполковника Давыдова и освобождении из-под стражи задержанных в ходе следствия казаков²². Кроме того, генерал-прокурор по просьбе Меншикова должен был отправить выписки о Почепском деле по коллегиям и затребовать оттуда мнения²³. Сведения Ягужинского подтверждал и обер-секретарь Сената И.Д. Поздняков, который вдобавок посылал Меншикову копии с указов царя, материалы допроса Губчича²⁴.

По указу Петра в начале 1723 г. для расследования Почепского дела на Генеральном дворе в Преображенском была собрана следственная комиссия, состоящая из Я.В. Брюса, И.А. Мусина-Пушкина, А.А. Матвеева, Г.М. Головина, И.И. Дмитриева-Мамонова, И. Волкова, С.А. Блеклого (впоследствии к ним добавились И.И. Бутурлин, А.П. Баскаков, А.Ф. Бредихин). Уже 5 февраля комиссия направила Меншикову пункты, на которые ему полагалось пространно ответить²⁵. С этого момента началась активная переписка князя с Генеральным двором, благодаря которой Меншиков смог контролировать ситуацию, улавливать настроения, царившие среди судей, отчасти следить за ходом их мыслей²⁶. В свою очередь, понимание того, о чем ведутся разговоры на Генеральном дворе, способствовало своевременной реакции Александра Даниловича на ситуацию как, например, в случае, когда 10 февраля 1723 г., не дождавшись окончательного вердикта судей, ему удалось податьгосударю челобитную с признанием всех вин и просьбами о милосердии²⁷.

Важно отметить, что и Сенат, и следственная комиссия на Генеральном дворе оттягивали какие-либо кардинальные действия по Почепскому делу. Еще в 1721 г. Меншиков жаловался Петру, Екатерине и Макарову, что дело уже четвертый год не может прийти к развязке²⁸. А в марте 1723 г. он делился с В.И. Монсом своими опасениями по поводу работы следственной комиссии: «хотя оное дело Его императорское величество указал решить в Москве, но за безчастием моим того и по се число не учинено и уповав, что оное, не решив, возмется в Санкт-Питербурх»²⁹. Зачем судьи, державшие в своих руках судьбу царского фаворита, затягивали дело, а не заканчивали его в кратчайшие сроки, как это было ранее в случае с разбирательствами по процессу Шафирова и Скорнякова-Писарева? Должно быть, они, понимая статус и влияние Меншикова, ждали окончательного вердикта от государя, который все не решался распрощаться с бывшим любимцем навсегда. Не зная реальных настроений Петра, требовать жестких мер для Меншикова было бы крайне смело и отчасти безрассудно, поскольку шанс, что князь сможет и на сей раз сохранить фавор, всегда оставался.

Говоря о контактах Меншикова с Сенатом, нельзя не учитывать его личные, в том числе приятельские отношения с некоторыми сенаторами. По старой дружбе князь обращался за помощью к адмиралу Ф.М. Апраксину. 23 марта 1721 г. он просил для межевания почепских земель отправить глуховскому коменданту полковнику Б.Г. Скорнякову-Писареву двух искусных учеников из Академии³⁰. Более того, как отмечает Павленко, Меншиков хлопотал перед Апраксиным за дьяка Лосева, который должен был прибыть в Санкт-Петербург, и убеждал адмирала «“напрасным клеветам” челобитчиков не верить» [8. С. 229–230]. Однако в других известных нам письмах Апраксина, как и в посланиях Меншикова к нему, кроме общих намеков на существование «нужного дела»³¹, никаких сведений о попытках адмирала повлиять на ход разбирательств не обнаруживается, хотя, конечно, он вполне мог себе это позволить.

Князь также надеялся найти союзника в лице другого сенатора – П.А. Толстого. К Толстому Меншиков подступался несколькими путями: самостоятельно, через своего адъютанта Нестерова и кабинет-секретаря Макарова. В 1720 г. Макаров в приписке к письму Меншикову сообщал о состоявшемся между ним и Толстым разговоре относительно казацких жалоб на почепское межевание. Петр Андреевич несколькими днями ранее показал Макарову перевод с гетманского письма, где говорилось о злоупотреблениях князя и принуждении почепских обывателей сказать неправду. Кабинет-секретарь докладывал, что «по многих разговорах напоследок сказал я ему, чтобы лутче то дело до возвращения вашей светлости оставил в покое, и как мочно приметил, что господин гетман и старшина недоволны тем, что ваша светлость доброй порядок учинили о квартирах и облегчили бедных, что старшине гораздо неприятно и для того, конечно, чаю, плевелы разсевают»³². Подобную же мысль об отсрочке разбирательств до возвращения Меншикова, исходившую уже от самого Толстого, передавал князю месяцем позже Нестеров. Адъютант, кроме того, привез Толстому письмо от князя, копии с писем Протасьева, а также имел с ним разговор об обстоятельствах визита Валкевича³³. Петр Андреевич, в свою очередь, старался Меншикова успокоить. В письме от 23 апреля 1721 г. он утешал князя, призывая набраться терпения и верить в лучшее, правда, умалчивая о каких-либо предпринимаемых мерах³⁴.

В целом Меншиков был крайне заинтересован в поиске поддержки среди близких к Петру государственных деятелей, многие из которых к разбирательствам по Почепскому делу не имели прямого отношения. Князь потратил на это немало усилий, поскольку, несмотря на то что с формальной точки зрения конфликт вокруг почепского межевания должен был разбирать Сенат, последнее слово всегда оставалось за государем и, соответственно, его взгляд на события признавался единственно правильным. Меншиков, хорошо знакомый с законами придворной политической игры, не мог не понимать, что его успех или провал в Почепском деле напрямую зависел от того, что думал по этому поводу Петр. Поэтому вполне логично, что князь делал все от него зависящее, чтобы убедить государя в своей невиновности или, как минимум, отговорить его идти на крайние меры.

Важным преимуществом Меншикова являлось то, что он имел возможность писать Петру напрямую. К 20-м годамXVIII в., как отмечается в научной литературе, близкие отношения между князем и государем изменились, в том числе и из-за обвинений Меншикова в злоупотреблениях и взятках, обмен корреспонденцией между ними стал менее теплым и интенсивным [8. С. 239–242, 312; 11. С. 197, 199, 201]. Тем не менее, согласно материалам Кабинета, Александр Данилович продолжал партикулярно информировать государя как о важных государственных делах (строительстве и благоустройстве Санкт-Петербурга, делах Военной коллегии, результатах собственных миссий и т.д.), так и о личных вопросах, касающихся повседневной жизни царской семьи, времяпрепровождения, планов на ближайшее время, поздравлял с праздниками и знаменательными датами, просил сообщать о личном настрое, беспокоился о состоянии здоровья, а Петр реже, но тоже радовал князя ответными письмами³⁵.

В 1720–1723 гг. среди корреспонденции, отправленной Меншиковым в личную канцелярию государя, встречаются послания о почепском межевании. В основном князь просил об учинении справедливого решения или помощи в процессуальных вопросах. Так, в 1721 г. Меншиков в серии писем безуспешно пытался добиться от государя удержания в столице до окончания межевания Скорняковым-Писаревым челобитчиков во главе с казаком Симантовским, которые «неправедно, как вышеписано, бьют челом и многих к тому челобитью силно принуждали подписыватца, а иных, которые не хотели подписыватца, держали в тюрме и некоторые явились здесь ис тюрмы беглые»³⁶. Кроме того, он обращался к Петру с целью получить указ о рассмотрении дела в Сенате по уже имеющимся межевым книгам³⁷.

Нельзя сказать, что Меншиков докучал Петру ежедневными посланиями – писем к государю в разы меньше, чем к некоторым другим корреспондентам. С большей энергией Меншиков пытался заручиться поддержкой близких к государю лиц. Среди тех, чье заступничество якобы способствовало облегчению участи князя, исследователи называют камергера императрицы В.И. Монса, его сестру М.И. Балк, генерал-полицмейстера А.М. Девиера, но, прежде всего, кабинет-секретаря А.В. Макарова и государыню Екатерину Алексеевну [2. С. 97; 8. С. 232, 234; 11. С. 770; 12. 225–226].

Как известно, и с Екатериной, и с Макаровым Меншикова связывали давние отношения. Исследователи подчеркивают, что Екатерина во многом была обязана князю своим знакомством с Петром, возвышением и положением в обществе, также как и Макаров, который сделал успешную карьеру от простого подьячего до руководителя Кабинета не без помощи князя, в чьей Ижорской канцелярии он какое-то время служил [3. С. 88–89; 8. C. 222–223, 312; 9. С. 234–235;11. С. 191]. Согласно материалам фондов, где отложились комплексы входящей/исходящей корреспонденции Александра Даниловича, Меншиков регулярно обменивался с обоими сообщениями о государственных делах, важных военных и политических событиях, интересовался благополучием семей, обращался за помощью и пособничеством, в нужных ситуациях помогал сам, поздравлял с праздниками и спрашивал о здоровье³⁸. Таким образом, их связывали не только деловые, взаимовыгодные отношения, но и личные, товарищеские. Поэтому и Екатерина, и Макаров выглядели в глазах Меншикова достаточно надежными союзниками в Почепском делетем более, что они оба пользовались доверием Петра в большей степени, чем кто-либо.

Первые, отмеченные мною, обращения Меншикова к Екатерине относительно почепских событий относятся ко времени приезда казацкой делегации во главе с Валкевичем в 1720 г. Начиная с этого момента, суть просьб Меншикова, направленных к государыне, практические не менялась на протяжении нескольких лет. Роль Екатерины в делах князя сводилась к заступничеству перед Петром и пособничеству в принятии резолюции, милостивой по отношению к нему. Например, отправляя Петру в 1721 г. обозначенную выше просьбу о задержании неправых челобитчиков, Меншиков продублировал ее в личном письме к Екатерине, отметив, «чтоб о том он, Его царское величество, чрез ваше величество милостивую Государыню мать предстателство изволил милостивой указ в Сенат прислать о том, чтоб их здешних на меня челобитчиков отсюды не отпускать»³⁹.

Роль Макарова представляется несколько сложнее. Во-первых, как показывают материалы переписки между Меншиковым и Макаровым, кабинет-секретарь, начиная с 1719 г., был детально осведомлен о ходе Почепского дела, в том числе от самого князя, и регулярно докладывал Петру полученную информацию. Меншиков из года в год просил Макарова «дабы о том при случае, ежели случай позволет, изволили вы донесть и их величествам, в чем я на вашу светлость благонадежен есмь»⁴⁰ или «милостивую резолюцию получить»⁴¹. На что, как правило, получал подобный ответ: «на прошлой почте доносил я, что писма вашей светлости чрез пажа Дурнова до его царского величества исправно дошли, и по содержанию оных о почепском деле как его величество, так и ее величество государыня царица известны»⁴².

Во-вторых, Макаров сам информировал князя о происходившем на Генеральном дворе, упоминал о настроениях государя относительно Почепского дела, выступал посредником в отношениях с другими действующими лицами, например с Толстым или Екатериной, которым он также должен был передавать сведения от Меншикова и просить о протекции перед Петром⁴³. При этом стоит поспорить с Н.И. Павленко, утверждавшим, что Макаров «слепо верил в безгрешность» Меншикова [8. С. 312, 314]. Напротив, кабинет-секретарь проявлял инициативу: зная вспыльчивый характер монарха, он мог отложить разговор с Петром до нужного времени, давал советы о том, как стоит лучше поступить, какие сведения необходимо донести до государя⁴⁴. Справедливо полагать, что Макаров действительно помогал князю не только словом, но и делом, однако вряд ли готов был рискнуть за него своей головой.

Меншиков, в свою очередь, тоже предпочитал подстраховаться. Он активно использовал еще один канал связи с Екатериной и Макаровым – через вмешательство в дело близких к ним государственных деятелей. Так, в 1721 г. князь писал к И.М. Головину, чтобы последний смог «с ним господином Макаровым согласясь о том моем деле, их величеству доложить и исходатайствовать надлежащей решителной окончителной указ»⁴⁵. А Толстой в том же году в письме к Меншикову отмечал, что Макаров, с которым Петр Андреевич имел многие разговоры о делах князя, «вашей светлости добрый приятель»⁴⁶.

По мере затягивания Почепского дела круг лиц, к которым обращался Меншиков, постепенно расширялся. Наличие дополнительных каналов влияния стало особенно актуально для него в конце 1722 – середине 1723 гг. Павленко отмечает, что в это время «Меншиков, видимо, полагая, что личное влияние на императрицу в почепском деле он исчерпал полностью, стал обращаться к другим лицам, чтобы те хлопотали за него» [8. С. 232]. Однако каких-либо конкретных доказательств к подобному суждению историк не приводит. На мойвзгляд, Меншиков, ожидая вердикта государя после своего покаянного челобитья, хотел, скорее, усилить давление на способных что-то изменить Екатерину и Макарова, о котором Павленко благополучно забывает, нежели совсем разочаровался в силе своего убеждения. Он искал новые ресурсы при сохранении старых и проверенных.

Как раз 29 марта 1723 г. Меншиков отправил в Санкт-Петербург пажа Дурнова (Дурново) с пакетом писем и следующими указаниями: «1. прибыв в Санкт Питербурх посланные с тобою писма всемилостивеишей Государыни императрицы и протчим персонам роздать по подписем. 2. По вся дни ходить к господину кабинет секретарю Макарову и оного просить, чтоб по почепскому делу выписку сочинил и по оной доложил бы Его императорскому величеству до праздника Светлого Христова Воскресения. 3. Монса непрестанно просить, чтоб просил⁴⁷ посланного нашего писма доложил всемилостивейшей Государыни императрице. 4. Господ генерала полицеймейстера Девиэра и обер-секретаря Волкова, и прокурора Пашкова, и капитана Мишукова по вся дни просить, чтоб они ему господину кабинет секретарю Макарову о сочинении выписки памятовали и о решении оного дела, чтоб по оному доложил Его императорскому величеству до Светлой недели, просили. 5. Когда Его императорское величество оное дело решить изволит, тогда, взяв от него господина кабинет секретаря Макарова писмо, ехать к нам на встречу немедленно в Москве»⁴⁸.

Как видим, письма к государыне и кабинет-секретарю дополнялись письмами к камергеру Екатерины В.И. Монсу, генерал-полицмейстеру Санкт-Петербурга А.М. Девиеру, капитану З.Д. Мишукову, обер-секретарю А.Я. Волкову и прокурору Военной коллегии Е.И. Пашкову. Их содержание было идентично – Меншиков просил припоминать Екатерине и Макарову о необходимости вынесения вердикта по Почепскому делу⁴⁹. Более того, письма, переданные с Дурново, не были единичными. Всем корреспондентам князь писал несколько раз, описывая ход Почепского разбирательства, собственные действия и чаяния⁵⁰. Должно быть, Меншиков предполагал, что все сведения так или иначе дойдут до государя, причем в выгодном ему изложении.

Перечисленные выше персоны были выбраны Меншиковым отнюдь не случайно. С одной стороны, и Мишуков, и Волков, и Пашков, и, уж тем более, Девиер с Монсом входили в ближнее окружение государя, имели возможность прямого доступа к государыне и кабинет-секретарю, контактировали с ними и, должно быть, пользовались их доверием. Соответственно, они могли не только передать информацию, но и замолвить слово, которое потенциально будет услышано и в какой-то степени принято ко вниманию. С другой стороны, все они являлись постоянными корреспондентами князя, сотрудничали с ним в рамках служебных обязанностей, обменивались взаимными услугами, а некоторые – Мишуков и Девиер – и вовсе были его родственниками. Поэтому неудивительно, что Меншиков, помня о былой взаимопомощи, втягивал всех пятерых в свои весьма щекотливые дела. Корреспонденты⁵¹, надо отдать им должное, старались оправдать ожидания: в ответ на просьбы князя они обещали выполнить все, что от них требуется, сообщали князю детали разговоров с Екатериной и Макаровым⁵². При этом большего они тоже не предлагали. Не отрицая наличия у них искреннего желания помочь, отмечу, что им, как минимум, было выгодно поддерживать дружественные отношения с Меншиковым, даже несмотря на его крайне шаткое положение, ведь в любой момент Петр мог даровать прощение, и прежнее княжеское влияние восстановилось бы.

Итак, в чем заключалась сила князя в Почепском деле? Прежде всего, это его личные и деловые связи, которые он целенаправленно выстраивал, поддерживал и при возможности расширял. Условно связи создавались Меншиковым в трех направлениях: они включали в себя местную политическую элиту Малой России, использовавшуюся для воздействия на недовольных казаков и подтверждения нужного для князя межевания; должностных лиц Сената и Иностранной коллегии, позволявших Меншикову контролировать деятельность этих органов; а также близких к трону могущественных личностей, способных повлиять на мнение государя. Связи Меншикова были многочисленными, устойчивыми во времени, основанными как на личных симпатиях, так и на взаимной выгоде, поэтому они вкупе с материальными ресурсами, доверием государя и заработанным авторитетом позволяли ему вести сложные политические интриги.

Как показывают источники, какие-то из этих связей были более эффективны, какие-то менее. Так, наибольшую пользу Меншикову приносили Макаров и Екатерина, близкие к Петру и предпринимавшие реальные шаги для защиты князя. Пассивную помощь оказывали члены Сената и следственной комиссии на Генеральном дворе, открыто демонстрируя отсутствие рвения в решении конфликта и затягивая ход дела. Большинство же «агентов» ограничивались тем, что щедро информировали Меншикова или же, как отдельные представители малороссийской верхушки, исключительно расточали обещания лояльности, но не спешили реализовывать их на практике. Тем не менее, все связи Меншикова работали на один единственный результат – спасти его от полного краха. В итоге так и получилось, князь вышел из дела с наименьшими потерями, которые в данном случае могли бы быть: Петр лишил его поста президента Военной коллегии, заставил вернуть захваченные у казаков земли и оброчные деньги⁵³.

Таким образом, Почепское дело наглядно показывает, что авторитет Меншикова строился не только на одних дружеских чувствах и доверии к нему Петра. Это была вершина айсберга, под которой находилась основа в виде взаимовыгодных связей и/или дружеских отношений с представителями политической элиты. К тому же Меншиков обладал очень важной для государственного деятеля способностью этими связями пользоваться и привлекать к помощи нужных людей в нужное время. Он умел найти компромисс, подольстить, подобрать индивидуальный подход к той или иной персоне, особенно когда дело касалось его собственной выгоды. Связи Меншикова хоть и представляли собой достаточно хрупкую конструкцию, способную в любой момент рухнуть, но все же защищали его от падения в течение петровского и екатерининского правлений.

В приложении публикуются оригинальные письма, отпуски писем и цедули из входящей/исходящей корреспонденции А.Д. Меншикова. Издание осуществлено по «Правилам издания исторических документов в СССР» (М., 1990).

<em>Приложение</em> <strong>№1</strong> <strong>1720 г. сентября 2. Письмо С.В. Нестерова к А.Д. Меншикову</strong>

(Л. 40) Светлейший князь, премилостивейший государь

Всепокорнейше вашей высококняжеской светлости премилостивейшему государю рабски доношу, светлейшая княжна, премилостивейшая моя государыня Екатерина Александровна в добром здравии, тако ж и в доме вашей светлости здесь все благополучно, милостивейшее вашей светлости писание чрез господина Полоченинова со всепокорнейщим моим должнейшим рабским респектом я получил, при котором и копии с писма гетманского и с писем Протасьева, что он писал сюды к Петру Андреевичу Толстому и к Петру Павловичу Шафирову, и при отдании их сиятелствам з господином (Л. 40об) Полочениновым писма вашей светлости тако ж и господина Протасьева я был. На которые Петр Андреевич изволил сказать, что уже твердо то положил до прибытия вашей светлости сюды ничево не производить, тако ж и Петр Павлович обещает вашей светлости служить яко благодетель. Валкевич сюды прибыл прошедшаго августа в 30 день и с ним 6 человек казаков, и я ево видел в Коллегии иностранных дел, от гетмана грамоту во оную каллегию подал, которую я читал, а касающагося к межевому почепскому делу (Л. 41) в той грамоте ничево нет, а писано в ответ на вопросы оной коллегии о других делах. А сказывал нам Петр Андреевич, что оной Валкевич у ево сиятелства вчерашняго числа был и просил о представлении себя царскому величеству, но в том ево сиятелство изволил от нево отрещися, понеже де меня и самого в дом царского величества бес притчины не пускают. Но оный Валкевич ево сиятелству при том же обявил, что он грамоты в Коллегию иностранную о межевом почепском деле не имеет, а имеет только от господина гетмана (Л. 41об) партикулярное писмо до ц[а]рского величества тако ж и челобитную стародубского полку от обывателей на межевое почепское дело за печатью гетманскою, и говорил оной Валкевич, что подаст на дороге, когда царское величество поидет к обедни к Троице, но ево сиятелство в том ему не воспретил, токмо сказал в ево волю, как хочет⁵⁴, ныне я буду искать способа чрез других, чтоб Валкевичу показали указ тот, как запрещено царскому величеству на дороге никому ни с какими писмами не приходить и ни о чем не доносить, и что в том указе (Л. 42) написано пущай он посмотрит, чаю раздумает по намерению своему то чинить. Тако ж государь и покажу ему копию, что Протасьев писал о Жураковском к вашей светлости, как оной публично говорил пред гетманом, и что потом будет здесь чинитца, о том впредь до вашей высококняжеской светлости о всем обстоятельно доносить всепокорнейше буду. Князь Александр Андреевич Черкаской в Москву поехал, о чем в прошедшей почте вашей высококняжеской светлости я доносил, а после отезду ево царское величество изволил (Л. 42об) быть в Адмиратейской каллегии, и в то время ево сиятелство адмирал докладывал об отпуске в Москву морских афицеров и протчих служителей. И на то его величество изволил приказать, чтоб отнюдь никово в Москву не отпускать, а которые и отпущены возвратить сюда немедленно, и того ради послан указ до Москвы и которых отпущенных афицеров и служителеи морских тот указ найдет на дороге, чтоб оные возвращались в Санктпитербурх, и по тому указу, надеюсь, и князь Александр Андреевич возвратитца сюда, не доехав и до Нова Города. (Л. 43) Дьяк Иван Лосев сюда еще не бывал.

<em>Вашей </em><em>высококняжеской</em><em> светлости </em><em>премилостивейшаго</em><em> государя </em><em>всепокорнеиший</em><em> раб Степан Нестеров</em>⁵⁵

S.P. сентябрь 2 день 1720 год

<em>На л. 43 помета</em>: получено 26 сентября в Питербурге.

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 804. Л. 40–43. Подлинник.

<strong>№2</strong> <strong>1721 г. апрель 17. Письмо А.Д. Меншикова к Петру </strong><strong>I</strong>

(Л. 47) Всемилостивейший государь.

О чем я в бытность вашего величества здесь просил милосердия на неправое челобитье казака Симонтовского с товарыщи, бутто один дьяк межевал почепскую землю и неправо, в чем он ваше величество оболгал, и ваше величество, якобы истинному тому челобитю поверя, изволили прислать в Сенат указ, чтоб для того межеванья послать из Сенату росийского одного, а другова придав от гетмана, и чтоб учинили самую правду под жестоким наказанием из сылкою. А понеже при том межеванье было по моему прошению к вашему царскому величеству. И по вашей царского величества грамоте ис Посолской канцелярии (Л. 47об) гетманских камисаров 4 человека, в том числе генералной асаул обозной, канцелярист и знатной первой товарыщ, да росийских камисаров 8 человек, притом же было для свидетелства тамошних обывателеи с 300 человек, и где межу вели, тако ж где споры были, и оные споры заруча все, тое межу и чинили, о чем книги за их всех камисаров и свидетелевыми руками о всем, как то межевое дело было чинено, привезено сюды в Посолскую канцелярию, а ныне оные книги в Сенате. Того ради всенижайше вашего величества прошу, да изволите повелеть присланных сюды неправых челобитчиков допросить, и указать той меже (Л. 48) быть так, как помянутые зарученые межевые книги учинены, ибо уже, как мое прошение вашему величеству было подано в Ревеле, тому четвертой год, и по се время то дело во окончание не может прийти, и о том да изволите повелеть милостивой указ в Сенат прислать, чтоб по моему прошению по тем книгам учиня разсмотрение, учинили решение помянутым их всех камисаров и свидетелевым руками межевым книгам, а не одного дьяка Лосева межеваню, и то их челобитчиков неправое челобите отставить.

Вашего величества всенижайший раб.

<em>Александр Меншиков</em>⁵⁶

Санктпитербурх

Апреля 17 дня 1721 году

РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Отд. 2. Д. 56. Л. 47–48. Подлинник.

<strong>№3</strong> <strong>1721 г. апреля 23. Письмо П.А. Толстого к А.Д. Меншикову</strong>

(Л. 174) Светлейший князь, мой особливой милостивой благодетель.

Два писма вашей светлости я здесь в Риге получил, и на первое тогда ж з благодарением ответствовал, но из другова выразумел, что помянутое мое до вашей светлости не достигло, того ради сим моим покорно ответствую, что я о делах мне от вашей светлости приказанных по моей возможности стараюся, о чем з господином кабинет секретарем Макаровым неоднократно говорил, которой есть вашей светлости доброй приятель, и прошу вас, мой государь, употребить на несколко времени терпения, а я уповаю, что со временем все изправится в вашу ползу, за сим з достойным респектом пребываю.

Вашей светлости покорный слуга.

<em>Петр Толстой</em>⁵⁷

Из Риги апреля

23 дня 1721

<em>На л. 174 помета</em>: подано в 28 день апреля.

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 963. Л. 174. Подлинник.

<strong>№4</strong> <strong>1721 г. апреля 26. Письмо А.В. Макарова к А.Д. Меншикову (собственноручное)</strong>

(Л. 251) Светлейший князь, мой милостивой государь

Вашей светлости писма чрез пажа Дурнова исправно получены, и по содержанию силы почепского дела Его царское величество, так же и ее величество Государыня царица известны, и как скоро на оное получу решение, то оной посланной отпущен будет немедленно.

А что ваша светлость изволите⁵⁸ (Л. 251 об) упоминать, дабы я в запас о том же деле писменное доношение послал в Сенат, и сие я за волю вашей светлости готов исполнить, толко разсуждаю сие быти неважно, ибо лутче, как точной указ от самого его величества будет прислан, о чем и ее величество Государыня царица милостиво изволила его величеству упоминать. (Л. 252) Покорно благодарствую вашей светлости моему милостивому государю, что изволили посетить мои домишка и рабяток моих.

В протчем и остаюся вашей светлости моего милостиваго государя покорный слуга и раб

Алексей Макаров

Из Риги в 26 день апреля 1721 году

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 737. Л. 251–252. Подлинник.

<strong>№5</strong>

<strong>1721 г. мая 1. Письмо А.Д. Меншикова к Екатерине</strong>

(Л. 60) Всемилостивейшая Государыня царица.

На сей ординарной почте вашему величеству всемилостивейшей Государыне матке всенижайше доношу, что здесь при помощи Божии все благополучно, а особливо их высочества Государыни царевны ваших величеств дражайшие дети и внучата во всецелом и добром здравии обретаютца. Всенижайше ваше величество всемилостивейшую Государыню мою мать прошу, о милостивом матернем предстателстве за меня Его царскому величеству, дабы по моему почепскому делу учинен был решителной указ, ибо чрез четыре года по моему прошению не может во окончание прийтить, о чем я пространно писал к Макарову, чтоб вашему величеству благовремянно донес, в чем во всей моей рабской на ваше величество надежде о том милостивом матернем защищении, себя вручив, и притом (Л. 60об) при отдании моего и жены моей, и детей, и своячинцы всенижайшаго рабского поклона остаюсь

Вашего величества всенижайший раб.

<em>Александр Меншиков</em>⁵⁹

Ис Санктпитербурха

Маия 1 дня 1721 году

<em>На л. 60 помета:</em> Nум. 14.

РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Отд. 2. Д. 56. Л. 60–60об. Подлинник.

<strong>№6</strong>

<strong>1722 г. июль 2. Отпуск письма А.Д. Меншикова к П.И. </strong><strong>Ягужинскому</strong>

(Л. 291) Того ж числа к генералу прокурору Ягушинскому

Вашего превосходителства приятнеишия писание, писанное в Москве минувшаго июня 18, мы исправно получили 27 числа, за которое, а особливо за уведомление о тамошних обращениях, вашему превосходителству по премногу благодарствуем, прося дабы и впредь оным (Л. 291об) оставлены мы не были, обявляем вашему превосходителству, минувшие торжественные дни, а имянно 1е коронование его императорского величества, 2 воспоминание полтавской баталии, 3 тезоименитство его им[ператорского] в[еличества] здесь провождены благополучно, в которые при поблагодарных молебнах была пушечная стрелба, и потом доволно веселились, которыми торжественными днями ваше си[ятелство] поздравляем, желая оное препровадив много таких торжеств благополучно достигнуть, не мог и сего оставить, чтоб вашему превосходителству не обявить, что минувшаго июня 27, то есть в день воспоминания Палтавскои баталии, был здесь великой гром и дождь, от которого грому адмиралтейские часы и на часах шпиль повредило, при сем прилагаем с патенту данного над строением директору Уляну Синявину копию и просим, изволте приказать в колегиях и где надлежит (Л. 292) о том публиковать, в надежде вашего превосходителства ко мне приязни и склонности прошу да изволите приказать выписки о почепском межевании и о казаках по калегиям розослать и приказать, дабы под оными каждой свое мнение подписали и о том нас уведомить, в чем мы на ваше превосходителство есмь благонадежны и остаюсь

<em>На л. 292 помета:</em> Такой дупликат послан июля 2 дня.

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 180. Л. 291–292. Отпуск с дубликата.

<strong>№7</strong>

<strong>1723 г. марта 29. Отпуск письма и </strong><strong>цедула</strong><strong> А.Д. Меншикова к А.М. </strong><strong>Девиеру</strong>

(Л. 126) К брегадиру Девиеру.

Вашей милости писание писанное сего ноября от 18 мы исправно получили 26 числа, за которое вашей милости благодарствуем, прося дабы и впред оным оставлены мы не были, присем же вашу милость поздравляем. Первое грядущим праздником недели Вайи, желая дабы вашу милость со всею вашею фамилиею всподобил Вышний оной препроводить благополучно и тридневнаго Христова Воскресения щастливо достигнуть. Второе крещением сына вашего, дай Боже вам оного возрастить и сыны сынов его узрить. Присем же вашей милости обявляю, сего числа отправляем мы в Санкт Питер бурх пажа нашего Дурного с прошением о решении почепского дела, о чем и вашу милость просим, да изволите вы во благополучное время доложить всемилостивеишей нашей Государыни императрице, дабы по милостивому ея величества предстателству оное дело решить по гражданским правам до Светлой недели.

(Л. 126об) В цыдуле. Понеже гетман Скоропадской в данном своем на казаков уневерсале написал в начале, что оных казаков отдал мне под протекцию, по чему разумеется, что оные отданы мне под охранение, а внизу написал, чтоб оные казаки были под моим владением обше с посполитыми людми, и сие разумеется, что оные казаки как и подданные отданы мне во владение и оброки с них збирать как и с продчих подданых можно, о чем и его императорское величество на Генералном дворе изволил разсуждать против вышеписанного двояко, точию в том моя вина, что не имел жалованнои грамоты, того ради вашу милость просим о том донести всемилостивейшей Государыне императрице, дабы по милостивому ее величества предстателству те зборы с казаков денег спрашивать с меня было не велено. Буде же сего учинить невозможно, то б повелено было взять с меня из собранной с них суммы, что по ведомости моей явитца, половину, тако ж и господина (Л. 127) кабинет секретаря Макарова изволте попросить, дабы о том включил в выписку и вовремя доклад его императорскому величеству донес подлинно, о чем и его величество изволил припамятовать, о чем я писал и к нему господину кабинет секретарю Макарову, и что о том будет чинитца, просим нас безизвестных не оставить.

<em>На л. 127 помета:</em> Таковы ж посланы: к Монсу, к Мишукову и обер секретарю Волкову, к прокурору Пашкову.

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 191. Л. 126–127. Отпуск с подлинника.

<strong>№8</strong>

<strong>1723 г. апрель 17. Письмо А.Я. Волкова к А.Д. Меншикову (собственноручное)</strong>

(Л. 148) Светлейший князь, милостивый государь мой, патрон

Вашей светлости милостивое писание от 8 дня настоящего апреля из Москвы писанное получил я вчерашняго дня, за которое, а особливо, что по превысокой вашей милости в доме вашей светлости мне квартиру иметь и буер пожаловать повелели, вашей светлости моему милостивому государю всенижайшее приношу благодарение и притом доношу, что здесь за помощию (Л. 148об) Божиею во всем благополучно, в прочем от всего сердца желаю, да сподобит нас Всевышний вашу светлость купно со всею вашею княжескою фамилиею здесь вскоре и благополучно видеть, и при отдании моего всенижаишаго поклона светлейшей княгине милостивой государыне моей матере и их светлостям дражайшим детям вашим и государоне моей Варваре Михайловне остаюсь з достодолжным почтением

Вашей светлости моего милостиваго государя всенижайший слуга.

А. Волков

Ис Санктпитербурха

Апреля 17 дня 1723 году

(Л. 149) По полученной от вашей светлости цыдули о деле почепском за ностоящим признаком ее величеству государыне императрице докладывать еще не получил, а с Олексеем Васильевичем говорил, которой упросился в том до Фоминой недели, понеже по их канцелярии до той недели никакова дела не будет, и с канцеляриею еще не собрались, а место, где им сидеть, назначено в зимнем доме его величества. (Л. 150) Присем посылаю копию с указа, каков состоялся о вычете и убавке жалованья и о прочем.

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 469. Л. 148–150. Подлинник.