Политические образования, возникшие в результате массовых народных восстаний, обладают специфическими закономерностями развития. С одной стороны, формирующаяся новая социальная элита для подчинения населения нуждается в объединении своих действий. С другой стороны, при решении вопроса о судьбе таким путем завоеванных благ интересы разных частей такой элиты могут сталкиваться и подчас весьма резко. В зависимости от конкретных условий на первый план могла выступать то одна, то другая сторона. Как представляется, такие закономерности достаточно четко прослеживаются на эволюции отношений гетманской власти и старшины в Левобережном гетманстве в годы правления Демьяна Многогрешного. Правда, следует при этом учитывать, что Левобережное гетманство не было самостоятельным политическим образованием и возможное разрешение конфликтных ситуаций зависело в конечном итоге от русского правительства.

В литературе по истории Украины второй половины XVII в., начиная с ярких характеристик в «Руине» Н.И. Костомарова, постоянно говорится о конфликте гетмана Многогрешного со старшиной, который завершился его отстранением от власти. Остается, однако, неясным, всегда ли отношения гетмана и старшины носили такой характер, когда конфликт начался, как протекал и чем был обусловлен его печальный для гетмана исход. Выяснению этих вопросов посвящена данная статья.

Переходя к главной теме рассмотрения, следует сразу отметить, что свидетельства источников о первых годах правления гетмана Демьяна Многогрешного никаких сведений о такого рода конфликтах не содержат. В 1669 – начале 1670 г. имел место другой конфликт – между гетманом и старшиной северной части Левобережья и южными полками Левобережья, исторически связанными с Запорожьем и не желавшими подчиняться власти гетмана Многогрешного. В этой борьбе наблюдалось полное единство действий старшины и гетмана, отстаивавших их общие интересы. С помощью русской власти им удалось овладеть ситуацией. После подчинения в начале 1670 г. южных полков там на постах военачальников появились новые люди (как, например, новый полтавский полковник Ф. Жученко или миргородский полковник М. Кияшко), которые нашли общий язык с полковниками северной части Левобережья (подробнее об этом см. [3])  и можно было говорить о формировании общей социальной элиты гетманства.

Однако и после присоединения южных полков, сведений о каких-либо столкновениях гетмана и старшины не обнаруживается. Важно отметить, что состав старшинской рады оставался стабильным. В решениях рады января и мая 1671 г. участвовал один и тот же круг лиц ¹. Как представляется, эта стабильность отношений была связана с тем, что перед старшиной и гетманом в 1670 г. стояли общие трудности, вызывавшие серьезное беспокойство.

Несмотря на подчинение южных полков, сохранялись опасения (имевшие, как показал последующий ход событий, реальные основания), что могут последовать выступления местного населения вместе с запорожцами против существующего общественного порядка. В апреле 1670 г. гетмана беспокоило положение в полтавском полку, откуда «частые мене откуда злые опасы доходят», и он просил прислать в Батурин стрелецкий гарнизон, чтобы стрельцы «всегда вместе при мне в городе были» ². Этого ему удалось добиться в начале сентября 1670 г. ³. В апреле того же года на раде гетман говорил, что его «во всех городех казаки мало любят», но он все равно «своевольников будет усмирять покаместа его мочи будет» ⁴.

И гетмана, и левобережную старшину серьезно беспокоило то, что у казаков по обеим сторонам Днепра все большую популярность приобретал лозунг созыва «чернеческой рады» на Запорожье, где был бы избран новый гетман для Украины ⁵. В июле 1670 г. послы гетмана просили Алексея Михайловича, чтобы он «черневой рады учинити не велел, чтоб меж ими не учинилось междоусобия и кровопролитья» ⁶. Власти гетманства в 1670 г. неоднократно запрещали поездки его жителей на Запорожье и на Дон ⁷.

Одновременно беспокойство гетмана и старшины вызывало охватившее соседние с гетманством территории восстание Разина. Здесь опасались соединения участников восстания, запорожцев и местного населения (об участии «черкас» в походе Разина на Волгу см. [1. C. 320–321, 325, 357]). Но уже в сентябре 1670 г. из гетманства были посланы войска на помощь русской армии в борьбе с восставшими на Слободской Украине [1. C. 329–330] ⁸. 18 октября гетман с беспокойством писал о действиях запорожцев, которые «сих людей возбуждают и наговаривают, как они извыкли не к добру, но к злу всенародно приводити» ⁹. В ноябре, видимо, обеспокоенный тревожными слухами гетман двинулся с войском на юг, к Гадячу «изменников без пощади карати горлом» ¹⁰. Для поддержания порядка были приняты суровые меры: «крест целовали, где в котором полку объявитца какое засмущенье, и тех, де, казнить смертью» ¹¹.

Такое общее напряжение содействовало, как представляется, консолидации правящей элиты. Показательно в этом плане то, что не произошло никаких осложнений в правящей среде, когда на рубеже 1679–1671 гг. гетман Многогрешный тяжело заболел и не смог выполнять свои обязанности. Созванная старшинская рада уже 1 января 1671 г. избрала на время болезни Многогрешного наказным гетманом его брата Василия, и надежный информатор московских властей Нежинский протопоп Симеон Адамович никаких разногласий в связи этим не отметил (см. об этом [4. С. 732, 733, 735])¹².

Иначе, однако, обстояло дело в отношениях между казацкой верхушкой и населением. В самой столице гетманства – Батурине старшина договаривалась с начальником стрелецкого гарнизона М.И. Колупаевым, как действовать, если случится «какая шатость и бунт» ¹³. Старшинская рада, избравшая Василия Многогрешного, одновременно приняла решение «легкомысленных и шатосных людей укреплять и от всякого дурна унимать всем заодно» ¹⁴. Правда, вопреки опасениям волнения в Батурине не произошло, но «от многих легковесных людей, от сотников и от казаков в Полтавском и в Нежинском, и в Гадятцком, и в Миргородцких полках и в Ромне почала быть шатость и непослушание». Волнения охватили всю южную часть гетманства, и для их усмирения туда в начале января спешно выехали «полковники и старшина». Спустя некоторое время в Батурин были привезены из разных полков арестованные сотники и казаки и «посажены за караул» ¹⁵. На соседних территориях еще продолжалось восстание Разина, и царский посланец К. Бухвостов должен был доставить в Москву «воровских людей» и «Стенькины листы», захваченные на Левобережье ¹⁶. Восстание Разина потерпело поражение, а волнения января 1671 г. стали последней для гетманства Многогрешного массовой вспышкой народного недовольства в Левобережном гетманстве.

Правда, еще в предложениях гетмана съезду старейшин, собравшихся в Батурине в начале мая 1671 г., порицались те, кто «самого ради своевольства» уходят на Низ и оттуда, «возбуждая раскола, самим себе обрав старейшего, в городы посылают» ¹⁷, но к лету 1671 г. власть чувствовала уже себя настолько уверенно, что когда на Левобережье пришли поселиться с Дона «воровские казаки», то гетман разрешил им «в Полтаве и Полтавском уезде отвести дворы и поить их и кормить»¹⁸.

В этих условиях, когда сопротивление населения правящей казацкой верхушке было подавлено, в отношениях между отдельными ее частями возникли сложности.

Определенной гранью в истории отношений старшинской верхушки и гетмана стал уже упоминавшийся выше съезд старшины в Батурине. Съезду гетман предлагал принять решение о том, чтобы все полковники обзавелись дворами в Батурине и чтобы исправно снабжались «охочие конные и пешие», так как для отпора неприятелю недостаточно усилий одного «городового войска»¹⁹. «Охотное войско» – зародыш регулярной армии – подчинялось прямой власти гетмана и улучшение его положения означало одновременно и усиление власти гетмана. Реакция на это предложение была достаточно сдержанной – «не отговариваем»²⁰, а вопрос об устройстве для старшины дворов в Батурине был обойден молчанием. Гетман, однако, стал на этом настаивать. 21 июля в Москву поступила отписка М.И. Колупаева, главы стрелецкого гарнизона Батурина, в которой сообщалось, что в Батурине большое строительство и гетман «начальным лутчим людем велит строить дворы при себе»²¹. На этой почве возникла напряженность в отношениях между гетманом и полковниками, о чем гетман нашел нужным сообщить посланцу царя А. Танееву в августе 1671 г. Он рассказал, что, когда полковникам было предложено устроить дворы в Батурине, ряд полковников отказался это делать и гетман «тех сажал в тюрму и престращивал смертью, а иных переменил» ²². Причины конфликта остаются неясными, но очевидно, что устройство дворов в Батурине отвечало интересам гетмана, а не полковников, и их сопротивление Многогрешный преодолевал суровыми мерами. Рассказывая об этом посланцу царя, гетман явно не ожидал отрицательной реакции из Москвы на свои действия. И в этом он не ошибся. Русское правительство не стало выступать в качестве посредника между гетманом и пострадавшей старшиной.

Тогда же летом 1671 г. начались не только наказания, но и перемены в самом составе правящей верхушки. Как сообщал М.И. Колупаев, уже в июле лишились должностей черниговский и лубенский полковники, а их заменили брат гетмана Василий и его зять, «да и в иных, де, полкех полковников переменить хочет»²³. И перемены такие последовали. Так, в октябре 1671 г. вместо долго лет служившего нежинского полковника Ф. Уманца в грамоте фигурирует как нежинский полковник М. Гвинтовка, ближайший соратник Многогрешного²⁴. Весной 1672 г. в числе обвинений по адресу низложенного и арестованного гетмана указывалось, что гетман устранил с должностей «старых» полковников – черниговского, нежинского, миргородского, лубенского, переяславского, стародубского, гадяцкого, прилуцкого, заменяя их своими родственниками и людьми, от него зависящими ²⁵. Таким образом, к весне 1672 г. произошла тотальная чистка рядов правящей верхушки.

Как все это происходило, позволяют судить свидетельства источников об устранении от должности одного из наиболее авторитетных представителей левобережной старшины – переяславского полковника Дм. Райчи. Когда гетман, объявив полковника в тайных контактах с запорожцами, вызвал его в Батурин, он не приехал, и гетман стал готовиться к походу против него ²⁶. Когда стало известно, что Дм. Райча «заперся в Барышовке» ²⁷ и хочет дать отпор войскам гетмана, гетман обратился за помощью к русским воеводам в Нежине и Киеве, и нежинский воевода дал ему отряд из 200 стрельцов [2. С. 10] ²⁸. Гетман обратился и к царю с просьбой дать указания командующему войсками Белгородского разряда Г.Г. Ромодановскому оказать ему в случае необходимости военную помощь ²⁹. Соответствующие указания были посланы и Г.Г. Ромодановскому, и киевскому воеводе Г.А. Козловскому, который не решался помогать гетману без царского «указа» ³⁰. На этом примере видно, что царь и его советники не только не противодействовали гетману, но готовы были ему помочь в укреплении его власти.

До войны дело не дошло, так как население Барышовки отказало Дм. Райче в поддержке и он вынужден был капитулировать. Свидетельства источников показывают, что дело не ограничилось удалением Дм. Райчи с его должности. Прислав на его место в Переяслав своего бунчужного Строевского, гетман приказал «оковать» сотников полка, а состоявший при Дм. Райче особый военный отряд – «кумпанию» из казаков он «велел по полкам разобрать на варту» ³¹. Таким образом, с территории полка убирался не только полковник, но и все люди, на которых опиралась его власть. Тем самым должна была усиливаться зависимость новых полковников от гетмана.

Все эти перемены вели к установлению нового типа отношений между гетманом и старшиной. Если еще в мае 1671 г. гетман обращался со своими предложениями к полковникам и просил их «совета» ³², то уже в августе Многогрешный говорил А. Танееву, что, опираясь на поддержку царя, он «генеральную старшину и полковники и все поспольство […] держит их в крепости и под великим страхом, как гетманской чин обдержит» ³³. Складывался порядок, при котором за проступки даже не их, а их подчиненных полковников могли ждать суровые наказания. В грамоте от января 1672 г. гетман сообщал в Москву, что, когда вопреки установленному им запрету «ис Полтавского да из Гадяцкого полков многие казаки пошли в Запорожье», он «велел полковников Полтавского и Гадяцкого привести в Батурин скованных» ³⁴.

Все это, несомненно, создавало немалую напряженность в отношениях между гетманом и отстраняемым им от власти правящим слоем. М.И. Колупаев писал царю, что он «ото всех начальных людей остерегательство имеет»³⁵. Гетман явно отдавал себе в этом отчет. В грамоте от 19 января 1672 г. он выражал опасения, что после его смерти «пожитки все разнесут, а жену и детей и сродников нищими учинят», и просил царя позаботиться о его семье ³⁶.

Важно, однако, констатировать, что в течение сравнительно короткого времени гетману удалось сильно укрепить свою власть, не сталкиваясь с серьезным сопротивлением. Связано это не в последнюю очередь с тем, что гетман мог опираться на поддержку русской власти, видевшей в нем надежного и полезного партнера. Гетман тем самым мог рассчитывать на поддержку и стрелецкого гарнизона в Батурине, и воевод в городах Левобережья, и войск Белгородского разряда. В таких условиях недовольная старшина не могла открыто выступать против него. Положение изменилось, когда гетман в марте 1672 г. выразил недовольство русской политикой и желание такой политике противодействовать. После этого он был отстранен от власти благодаря взаимодействию недовольной старшины и начальника стрелецкого гарнизона Батурина³⁷.

Одним из результатов переворота стало, как известно, возвращение целого ряда полковников на прежние должности и расширение по «Конотопским статьям» 1672 г. правомочий старшины в ее отношениях с гетманом, в чем нельзя не видеть реакцию на политику Многогрешного.

Одной из важных причин падения Многогрешного стало отсутствие у него прочной опоры в правящем слое общества Левобережья (он, по-видимому, серьезно и не пытался ее создать), поэтому осложнение отношений с Москвой быстро привело к его падению. Вместе с тем полученные им результаты наглядно показали, какого серьезного усиления своей власти на Левобережье может добиться гетман, поддерживающий лояльные отношения с Москвой. И то, и другое должны были принять во внимание преемники Многогрешного.